Удовлетворенный его рвением, Остапчук тем не менее зорко бдил, чтобы и следа мела на карте не осталось.

– Смотри у меня… это еще что за геометрия у тебя?

– Ничего.

Остапчук, присмотревшись, ткнул толстым пальцем в точку на карте:

– А, Млин горелый. Тут в свое время, еще до войны, дом лесничего стоял, мы еще мальцами туда бегали. Грибы-ягоды. Был там такой дед Петр, с империалистической войны на культях вернулся. Ох и рукастый, все дубы сажал да выхаживал. А уж байки травил – домой возвращаться боялись.

– Что, недалеко отсюда? – невинно спросил Коля.

– Да с час ходу. Как Петро помер, так и сгорел дом. Так, ты чего тут? Сыпь отсюда.

Столкнулись в коридоре с Акимовым, который выходил из «парилки» – так теперь именовался кабинет начотдела, – как из настоящей бани – красный и мокрый.

– Салют, Пожарский, как жизнь молодая? Опять в индейцев играешь?

– Да так… – неопределенно протянул пацан. Очень ему хотелось поспрашивать, что там с Черепом, да и вообще, но, глядя на Акимова, не решился. Что-то подсказывало, что не до него сейчас человеку.

Однако, на Колькино счастье, Акимов собирался перекурить очередную головомойку на свежем воздухе, грех было не отправиться с ним – все равно ж по пути.

На улице предложил Акимову «герцоговину», тот крякнул, глянул с братским укором, но взял. Подымив в полном молчании с полминуты, Сергей начал сам:

– Откинулся Череп.

– Как?!

– Застрелился. Из «мелкашки». Снял сапог, улегся, дуло в рот – и вася-кот.

– Точно?

– Точнее не бывает, сам видел.

– Дела-а‐а…

Посидели молча, потом Николай попытался начать:

– Так ведь Герман…