— Князь тебя любит, матушка. Напрасно ты в нем сумлеваешься.

— Любит, не любит… Мужики к бабам под юбки не за любовью лезут, а совсем по другой надобности.

Елена, поколебавшись, поднялась, пересекла залу, развернула мятое письмо и остановилась у окна, старательно разбирая на свету Егоровы каракули. Чем дольше она читала, тем мягче становились черты ее лица. Наконец княгиня подняла голову, посмотрела на терпеливо ожидающую служанку:

— Ступай к мальчишке. Осторожно расспроси его обо всех мелочах. Куда ходили, почему… — Елена помялась и добавила: — Узнай, как развлекались. Отрок юн и неопытен, он обо всем проболтается. Это Осип будет говорить токмо то, что надобно, как его ни обхаживай. Волчара старый и ушлый. А Федька от нажима хорошего сомлеет. Все тайны хозяйские на блюдечке поднесет.

— Не знаю я, матушка, — замялась Милана. — Я же не кат какой, пытать не умею. Чем же мне его таким напугать, чтобы признался?

— Нечего дурехой прикидываться, не на исповеди. — Елена расстегнула ворот платья и спрятала письмо на груди. — Нечто ты не знаешь, чем бабы мужиков ломают да на колени ставят? Мальчишка, я так чую, пока еще даже не целованный. От первой же ласки поплывет.

— Так… — замялась девка. — Срамно…

— Срамно в тереме сидеть да выданья в покорности ждать, ровно телка случки, — отрезала Елена. — Коли баба жизни хорошей хочет, сама ее должна себе из мужиков выстилать, а не под них ложиться. Ступай немедля, и чтобы к рассвету Федька каждого твоего слова, ровно конь узды, слушался!

Милана, поклонившись, попятилась за дверь.

Княгиня, постояв возле трона, осторожно подняла подаренное украшение, продела в него голову и опустила на плечи. Пригладила ладонями, но искать отражения не стала, а отправилась к себе.

Служанка же, покрутившись, пошла вниз, в людскую. Выглядела паренька, штопающего у печи меховые штаны с помощью шила и конского волоса, подкралась к нему сзади, положила руки на плечи. Федька задрал голову, улыбнулся:

— Привет! Обозналась?

— Нет, юный витязь! — покачала головой девушка. — Я пришла к тебе. Ты ведь ныне воин, а не дворня. Тебе нужно жить в отдельной светелке. Пойдем, я покажу тебе хорошую комнату.

— Э-э-э… — ненадолго растерялся паренек, потом торопливо скатал штаны, оставив шило внутри. — Хорошо, пойдем. А там печка есть?

— Ты замерз, мой герой? — Милана взяла его за руку. — Пойдем. Ты расскажешь, что так выстудило твою кровь?

— Мы прошли пешком по самым холодным землям Руси! — оживился Федор. — Туда и обратно! Ты даже не представляешь, что это за край. Ночь длится там весь день и только весной становится короче, там небо светится разноцветными радугами, а деревья не вырастают выше травы. Там так холодно, что, если плюнуть под ноги, на землю падает уже льдинка, а ветер застывает на камнях, покрывая их ледяным панцирем.

— Не может быть, — округлила глаза девушка, неуклонно утягивая его за собой. — Как интересно!

— Мы проплыли по этому мерзлому краю тысячу верст! В лодке, на ветру. Я думал, что не смогу согреться больше никогда в жизни.

— Как это ужасно! — Она провела паренька по лестнице наверх, потом, под самой кровлей, к средней светелке. — Печи тут нет, но труба всегда теплая, если в морозы весь день топят. А когда не так морозно, то и просто не холодно…

Милана распахнула дверь, вошла первой, подобрала откуда-то снизу огарок свечи, запалила от лампады перед иконой, перекрестилась на образа и задернула крохотную сатиновую занавеску.