На работе выговора бывали не более 1 – 2х раз, а у проф. Тарасова были только благодарности, а вот домашним выговорам подсчет произвести не удалось из-за некорректности ответов, которые сводятся в основном к следующим формулировкам: «ежедневно», «1000,1000,1000», «дела житейские», «не учесть», «недостаточно». Встречаются и более конкретные фразы, вроде «кругом благодать», «дома – сплошные благодарности», или как выразилась И.Калашникова, «с хорошей женой и мужу хорошо».
Подтверждая общесоюзную статистику, 45% выпускников нашего курса имеют по одному ребенку и 54% – по два ребенка. Иметь трех детей решились единицы, и тем большая честь нашей Зое Волковой и ПРИЗ за то, что подарила нашему курсу 3го и самого молодого сына в 1971 году. Пример, достойный подражания. Однако среди нас еще более мужественная женщина, которая отважилась в 40 лет родить первого ребенка. Вера Калашникова (Рассадина) вполне заслуживает МЕДАЛИ «ЗА МУЖЕСТВО В ЗАМУЖЕСТВЕ».
Дети наши учатся в институтах, школах, техникумах, живут как все дети, увлекаются спортом, хоккеем, музыкой и техникой, но любимым их увлечением, как заявил Коля Сушин, «является тренировка нервов у своих родителей». Появляются и внуки, число которых уже перевалило за 10. Но и в поколениях живет дружба и солидарность наших сокурсников. Так, внучка Кима Гейхмана принята руками Тамары Панченко-Мульменко.
Растут люди, улучшаются их благосостояние и бытовые условия. Основная масса наших товарищей живет в 3х и 2х-комнатных квартирах со всеми удобствами, а часть и с раздельным санузлом и ванной. Квартиры наших сокурсников на 2м и 3м этажах, реже на 4м и 1м, и лишь Коблова и Русских сумели подняться до 9го этажа. Отдельные наши товарищи продолжают жить в деревянных домах, правда, имея по 40 – 50 кв. м на 3х человек. Частные дома становятся редкостью, однако непрерывно растет число домовладельцев-дачников, маскирующихся под мичуринцев. Во всяком случае, теперь каждая группа имеет возможность собраться на даче у своего товарища, а если к этому добавить количество личных автомашин, на которых может одновременно прокатиться половина здесь присутствующих, и добавить к ним 8 мотоциклов с колясками, и просто колясок, то зримо встанет материальный уровень наших сокурсников. Появляется цветной телевизор в квартирах, моторные лодки на берегах рек, но живут в наших дворах две коровы, 18 собак и 14 кошек. В ожидании лучших времен у 3х товарищей уже есть гаражи без машин, а 12 «Москвичей» и «Жигулей» стоят на улице.
Все материальные блага даются собственным тяжким трудом, и, очевидно, этим объясняется тот факт, что у 15% наших сокурсников остался прежним объем живота, чему способствовало затягивание поясов при покупке дач и машин. В среднем, вес женщин нашего курса увеличился на 12 кг, а мужчин – на 7кг. Рост увеличился лишь у двух, уменьшился у одного. Вес тела, как сообщают в анкетах, увеличивался в основном «не за счет мозга». По заявлению Клягиной (Курочкиной) «извилины мозга переместились на лицо». Характерной чертой нашего выпускника является сохранность зубов. Лишь 17 чел. отметили наличие вставных. В отдельных случаях, как об этом сообщила Шильникова, вставление зубов задерживается ввиду того, что золото дорожает быстрее, чем повышается врачебная зарплата.
Что касается седых волос, то появлялись они чаще всего после вступления в брак, и лишь у Мещеряковой (Ушаковой) седые волосы появились при составлении ответов на нашу анкету.
Ко времени этого праздника наш курс «занял ключевые позиции в пермском здравоохранении»: глава Облздравотдела (Голдобин), его заместитель (Амзаева), проректор института по науке (Каплин), главный акушер-гинеколог горздравотдела (Мульменко), главный педиатр облздравотдела (Лонина), 5 докторов наук.
И в то же время, на вопрос о мечте чаще всего появляются ответы: «уйти из главных врачей (заведующих отделениями, лабораториями, отделами и т.п.) на рядовые должности, «просто лечить больных». Не бездельничать, а именно заниматься конкретным делом.
Так обстоят дела нашего курса на настоящий момент.
Оргкомитет поздравляет всех с нашим праздником и желает всем здоровья и радости от встречи.
Вот такие доклады Плешков делал каждые 5 лет на наших традиционных сборах. Их было 8. На 45 и 50-летии Вени уже не было с нами.
Что бросается в глаза в последующих «отчетах»? Стремление побыть на торжестве, вспомнить друзей, сказать, что это было лучшее время в жизни, вернуться в юность, посидеть в своей группе, вспомнить преподавателей, получить зарядку на дальнейшую жизнь. Ребята рассказывали, что в вагоне, доставлявшем наших однокурсников на двадцатилетие из Москвы, всю ночь не спали, потому что встретились уже там, не сговариваясь, и москвичи, и проезжавшие с пересадкой. Их оказалось полвагона. Праздник начался в поезде и продолжался, как и в следующие встречи, три дня: торжественное заседание обязательно в аудитории, банкет; поездка на пароходе, сбор у старосты группы; третий день – прогулка по городу, прощание.
С течением времени прогрессировали наши потери. У половины погибших диагностирован инсульт, у четверти – рак. Лишения в молодости переносятся легче, но они все равно настигают нас потом.
Ординатура
После субординатуры четырех из нас оставили в клинике. Трех в качестве лечащих врачей и меня в ординатуре. Двое вскоре ушли по семейным обстоятельствам, остались мы с Голдобиным. Мы были уже «хирургоидами», нас можно было поставить первыми ассистентами на операции, поручить сделать обход, доверить всю медицинскую документацию. Диапазон оперативных вмешательств постепенно увеличивался. Развивались ортопедия и травматология. С.Ю.Минкин, М.С.Знаменский и З.С.Ваврешук помогали нам в освоении азов премудрости.
Будет не совсем понятно, какие это были премудрости, если не вспомнить об уровне хирургии в то время. Из методов обследования имелись анализ крови, взятой из пальца путем укола и отсасывания ртом лаборанта через трубочку-бюретку; анализ мочи (общий). Из биохимии – билирубин, холестерин и сахар. Все анализы нас учили делать самостоятельно. Никому в голову не приходило надеть для этой цели перчатки, тем более что их часто вообще не было, и оперировали иногда голыми руками. Это было лучше, чем в перчатках восьмого номера, когда непонятно, что вяжешь, нитку или резиновый палец, но хуже, чем в хороших перчатках, потому что кровь налипала на пальцы, и они теряли тонкую чувствительность. Чтобы можно было заниматься наукой, С.Ю. «отдал насовсем» в клиническую лабораторию нашего кафедрального лаборанта Веру Сергеевну.
Из неинвазивных методов был рентгеновский аппарат в темной комнате. Чтобы разглядеть экран, надо было посидеть в темноте 20 минут. Снимки проявляли и закрепляли по полчаса, при холодной воде и дольше. И это все. Первым контрастом в урологии был сергозин. Кто-то рассказал нам его историю. Во время революции матросики в Питере пытались поставить к стенке лейб-медика царской фамилии профессора Военно-медицинской академии С.П.Федорова. Спас его Серго Орджоникидзе, который знал, кто такой Федоров. Много лет спустя академик вспомнил это и назвал только что синтезированный контраст именем Серго и его жены Зинаиды. Похоже на анекдот, но весьма близкий к истине.
Первый контраст для исследования легких и печени появился у нас в клинике в конце 50х. Это был жирорастворимый йодолипол, который очень долго оставался в организме и давал плотную тень, на фоне которой плохо было видно содержимое. Особенно долго откашливали его легочные больные после бронхографии.
Для манипуляций на пищеводе наряду с бужами имелся дилататор Штарка с выдвижными металлическими ребрами. Я до сих пор удивляюсь, как остались живы больные после расширения кардии таким варварским способом. Эту процедуру отрядили мне. Больше никто не соглашался.
Диапазон хирургических операций был достаточно широк, несмотря на несовершенство методов обезболивания. Тем больше чести нашим мастерам-операторам. Из неотложных вмешательств наиболее частой была аппендэктомия. Ее выполняли под местной анестезией из параректального разреза (Ленандера). Косым доступом (по Волковичу-Дьяконову) С.Ю. оперировать категорически запретил. Оправдать эту методику у нас можно тем, что в областной больнице шло очень много запущенных и нетипичных случаев, когда приходилось переходить на широкую лапаротомию, что из ленандеровского разреза можно сделать менее травматично. Мне попал флегмонозно измененный отросток в грыжевом мешке, что вначале было принято за ущемленную грыжу. В другом случае аппендикс имел длину около 25 см, располагался поперек, а верхушка его была припаяна к сигмовидной кишке. Еще один пациент 3 месяца лечился в инфекционной больнице от желтухи, а оказался пилефлебит в результате маленького аппендикулярного абсцесса у самой верхушки отростка, который обнаружили только на вскрытии.