Закончив труды, мы решили искупаться в речке. Солнце уже зашло. По деревянному мосту недалеко от нас с грохотом промчался грузовик, посредине выполнил поворот, сбил хлипкие перила и на всей скорости грохнулся в речку. «Ну вот! Приехали! Опять в операционную!» Под мостом оказалось неглубоко. Дверца открылась, из кабины вылез в хлам пьяный водитель. Больше в машине людей не было. Выяснилось, что шофер перевозил вещи очередного «тридцатитысячника», назначенного председателем колхоза. Мы перевели дух. Не помню, где в больнице мне пришлось ночевать. Наутро позвонил Кушкуль, «главный маршал санавиации», и сказал, что в Кизеле загорелась шахта. Вся санавиация там. Мне придется подождать.

Эта авария была очень серьезной. Погибло больше 40 шахтеров. Подробности я узнала только теперь из книги К.Галаншина, бывшего в то время первым секретарем Обкома партии. В прессе тогда не было ни звука. На третий день положение не изменилось. Коллеги начали думать, как от меня избавиться. Это не теперешние времена. Дорог тогда не было никаких. От Б.Сосновы надо было добраться до Оханской переправы, переплыть Каму, а оттуда уже, не знаю на чем, ехать до Перми. Как у нас часто бывает, резко похолодало, шел проливной дождь. Я в сарафанчике и спортивках. С собой пустая авоська. До парома меня доставили на больничной полуторке в больничной же пижаме, которую пришлось вернуть.

Когда кондуктор на пароме увидела меня в сарафане под ледяным дождем, без единого звука сняла с себя брезентовую накидку и надела на меня. На берегу оказалось грузотакси – трехтонный грузовик с брезентовым верхом и скамейками по бокам. Так я прибыла в Пермь, прямо к больнице, понеслась в приемное отделение и попросилась в душ, хоть немного отогреться. В вестибюле сидела мама. Ребенок исчез на трое суток без предупреждения – телефонов-то у нас не было. Так я приняла боевое крещение. Очень смешно, но я даже не чихнула после ледяной купели. Что значит доминанта!

И впервые мне считали в бухгалтерии оплату за командировку.

– Так, значит! Выехали когда? Пятого? А вернулись? Восьмого? – День уезда и приезда – один день! (Косточка на счетах в обратную сторону). Где были-то? Б.Соснова? Село – суточные по минимуму. Где жили? В гостинице? Нет, а где? В физкабинете? – квартирных нет. (Каждый раз щелчок на деревянных счетах в противоположную сторону). На чем ехали? Туда на самолете, а обратно на грузотакси? Такси не оплачиваем. Грузо – все равно такси! Тут я стала соображать, сколько мне придется доплатить самой.

После этого вылеты по санавиации стали для меня регулярными. Кстати, когда я защитила кандидатскую, мне платили за них 5 рублей. На дежурства было расписание, но оно постоянно нарушалось, п.ч. вызовов было больше, чем врачей, особенно в период отпусков. Мы удивлялись, как это получается, что туда погода всегда лётная, а обратно или туман с дождем, или «лётное время» закончилось. Ординатор – лицо бесправное. Наш Захар Семенович говорил: «ординатор – это «О»! он должен лавировать!!» Кроме того, мы были очень заинтересованы в работе, поэтому пахали на любимую больницу из чистого энтузиазма, как негры на плантации. Бывало, идешь после полёта по своему кварталу, а больничная «Волга» поворачивает в твой двор – второй вызов. Боря Климов поставил рекорд с 3мя вызовами за сутки. Больничные доктора решили побороться за свои права. Они написали в 6 ведущих газет, включая «Труд», просьбу прояснить ситуацию и получили 6 абсолютно разных ответов. Включился поневоле профсоюз. Врачам стали ставить часы по санавиации, а следовательно, платить за дежурство. Через 2 – 3 месяца утомились и ввели должность борт-врача. С этих пор летают (ездят) штатные единицы.

Значительно позднее мы научились огрызаться. Как-то меня срочно затребовали в санавиацию. Теперь я понимаю, что могла спокойно не ходить – я же из другого учреждения! Но в те времена мне это и в голову не пришло. Позвали меня уже как специалиста по торакальной хирургии. Пожилая дежурная – бывший невропатолог. В Ильинском тяжелая травма груди. Я прошу анестезиолога. Доктор экономит и отказывает.

– Одна не полечу, без анестезиолога там делать нечего. В Ильинском своего нет.

– Раньше летали одни!

– А еще раньше вообще не летали, помирали на местах самостоятельно.

– Анестезиолога нет.

– Хорошо! За дополнительный вызов отвечать будете сами.

Летим. Минут через 40 пора бы уж и садиться. Внизу большие дома, заводские трубы. Спрашиваю пилота:

– Это что, такое Ильинское солидное?

– Да нет! Мы вернулись за анестезиологом! – Напугалась бабуся ответственности, сгоняла вертолет. И пришлось мне всю дорогу отваживаться с докторшей, которая не переносила полета.

Написала и вспомнила свой последний вылет. Мне было уже немало лет. Ребята в моем подшефном Кунгуре попросили проконсультировать больного. Погода была неважная, дорога – тоже. «Главный маршал санавиации» Л.Н.Ворожцова, которая всегда тепло ко мне относилась, хотела как лучше. Она с сомнением отнеслась к водителю и решила отправить меня вертолетом. Езды до Кунгура на машине было около 2х часов. На вертолете – минут 35. На санавиаторской Волге мы полчаса добирались до аэродрома на Бахаревке. Там меня сразу признали за консультанта. Молодые красивые в форме ребята усадили меня в салон и начали греть вертолет.

Я чувствовала себя как в миксере, но при этом ужасно пахло горелым керосином – аромат, знакомый с детства. Это продолжалось минут 40. К тому же было очень холодно. Прилетели мы действительно быстро. Летчики спросили, когда меня ждать. Я их поблагодарила и заверила, что доберусь обратно другим путем, а сама подумала, что лучше я пешком пойду. От места посадки ехали еще полчаса. К этому времени у меня раскалывалась голова. И как всегда в таких случаях, я не догадалась померить давление. Не знаю, как у всех, а у меня при кризе соображение напрочь отшибает. Больного мы посмотрели, а потом отправились к моим, как они сами считают, детям – Талянским, обедать.

Голова набирала обороты. Разум отсутствовал. Обратно меня решили отправить на мини-автобусе, по виду, моем ровеснике. И тут пошел проливной дождь. Дворники через каждые 100 метров бессильно падали на капот. Шофер выходил и прибивал их молотком, очень громко, в голове при этом в такт бухало. Ехали мы 3,5 часа. Как я осталась жива при таком гипертоническом кризе, не пойму до сих пор. Больше по санавиации я не летала.

Теперь пора вернуться назад в пятидесятые. На втором же году ординатуры мне сообщили, что пришла группа санфака, а заниматься некому. Придется мне пойти с ней в поликлинику. Я впала в тихую панику. Ну, какой из меня преподаватель? Захар Семенович выслушал весь разговор и сказал:

– Я схожу с ней, а то она со страху умрет! – Он был весьма недалек от истины. На вторую смену в тот же день мы отправились на прием. Не могу вспомнить, в какой поликлинике я начала «преподавать». Как назло, шли одни бабки с коленками. Я и сейчас слабо себе представляю, как им можно помочь, а тогда была близка к провалу. Ну, хоть бы кто-нибудь пришел с другими жалобами! З.С. отсидел в уголке молча все занятие, а я иногда поглядывала на него, просто для успокоения.