— Нарушение.
— Да, СУЩЕЕ, я тоже его почувствовала, — сразу ответила Бледная Госпожа. Единственное, чего она не могла понять, — почему ОНО так раздражено, ведь это было не первое нарушение, и не последнее. Нарушения будут всегда, пока существуют живые.
— Это повторное нарушение, — гремел голос, и в его, казалось бы, ровном тембре она уловила раздражение.
Недобрый знак.
— СУЩЕЕ, я уже ищу нарушителя, скоро его найду.
Оправдания, обещания, объяснения — нет, нет, нет… Всё это пустое, СУЩЕЕ никогда не интересовало ни одно, ни другое, ни третье. И Бледная Госпожа почувствовала, что с её левой рукой что-то происходит. Она подняла её и увидала, как от локтя и до кончиков пальцев та прямо на глазах меняет цвет. Из молочно-белой превращается в серую и меняет форму, на ней появляются и вздуваются синие вены. А потом от неё как будто пошёл пар, и рука стала быстро ссыхаться… Стареть. Кожа на ней сначала обвисла, словно её оттянули, а потом покрылась старческими жёлтыми пятнами и начала темнеть. А Бледная Госпожа смотрела на это превращение, не отрывая глаз, и даже не пыталась отключить чувство боли. Терпела, глядя, как распадается под легким дуновением СУЩЕГО её бессмертная плоть. Стояла молча и боялась разозлить ЕГО ещё больше.
Она давно, очень давно не испытывала такого ужаса. Привратница смотрела, как её рука за секунды превращается в кусок гнили, разлагается, как начинают сползать ткани с костей, как они звучно шлёпаются на изысканный белый шлифованный мрамор пола. Да, ей было не по себе, мягко говоря, но даже в этой ситуации она смогла сохранить видимость спокойствия и без единого звука перенести наказание. Она не осмеливалась сопротивляться разрушению, и пока СУЩЕЕ было тут, даже не пыталась восстановить себя. Просто принимала покорно то, что ей отведено.
— Найди нарушителя, покарай червя, — произнесло СУЩЕЕ. — Не будь беспечной.
— Да, СУЩЕЕ. Я найду червя.
ОНО ушло. Бледная Госпожа это почувствовала. Кости её руки уже превратились в прах и ссыпались на мрамор, теперь у неё не было конечности ниже локтевого сустава. Рука завершалась рваной, неровной раной, с подгнившими краями и слегка торчащей из неё розовой частью нетронутой гнилью плечевой кости.
Едав ли не бегом она кинулась из огромного зала прочь, на ходу начиная восстанавливать себе руку. Она так и не заблокировала поступающие от раны сигналы о повреждении. Чашу наказания, которую ей отмерило СУЩЕЕ, нужно было испить до дна. И боль в ране была весьма ощутимой, она раздражала и подстёгивала её. Может, поэтому она вцепилась пальцами в голову похожего на обезьяну существа, что бежало к ней и неуклюже несло на подушке из бархата её прекрасную рогатую корону. Пальцы сдавили череп обезьяны так, что несчастная заверещала, закатила глаза, но не выронила подушку с короной, даже когда её череп треснул. Подушечку успешно подхватила другая обезьяна, а та, что её принесла, упала на мрамор. Её голова была раздавлена, задние лапы судорожно дёргались. Обезьяна издыхала. Бледной Госпоже не то чтобы стало её жалко, нет, подобных чувств она никогда не испытывала, просто она считала себя справедливой. А тут без всякой причины…. Вот так, запросто… Впрочем, ей было сейчас не до угрызений. Госпожа взяла корону и надела её. Корона из белого, как серебро, и твёрдого, как сталь, металла намертво села ей на голову, идеально прижав её волосы. Восемь шипов по двадцать сантиметров каждый теперь окаймляли её голову. Серебро, чёрные густые волосы и неестественно синие глаза на почти белом лице были её фирменным знаком. И для многих знаком смерти. Именно из-за этих шипов на короне недоброжелатели обзывали её про себя, или очень тихо, чтобы не дай Бог она не услышала, «Рогатой». Да, пусть так и зовут. Это ей даже нравилось.
Другие обезьяны уже бежали к ней, неся её одежду, но она не стала их ждать и, как была, с половиной руки, нагая и в одной короне, быстро пошла к своему зверинцу. Обезьяны послушно побежали за ней, не слишком торопясь. Госпожа не в духе. И всем им очень не хотелось разделить участь той, которую мерзкие животные-уборщики уже поволокли прочь из зала, хотя та ещё дышала.
Привратнице негоже появляться у людей одной. Поэтому она быстро — двери распахнулись сами собой — зашла в залу, что скорее напоминала тропический лес. Тут же и с ветвей ближайших деревьев, и по влажной и тёплой земле к ней поползли, потянулись змеи. Они были всех мастей и оттенков, прекрасные и ядовитые. Они поднимали к ней головы, свисали с ветвей в надежде, что она прикоснётся к ним. И Госпожа шла по этому лесу и своими нежными прикосновениями ласкала этих удивительных созданий. Одной из первых к ней приблизилась чёрная мамба, но Госпожа лишь погладила её по подбородку. Глупые люди называли её чёрной, но на самом деле она была спокойного серо-зелёного цвета и на вид не очень опасной.
У неё, конечно, страшный яд, один из самых страшных, но сейчас Госпоже была нужна другая змея. Такая, которая не только ядовита, но и одним своим видом будет внушать ужас. И в этом никто не сравнится с чёрной коброй. Никто. Мало кто из людей мог не испугаться чёрной и блестящей крупной змеи. И такая змея тут была. Чёрная, роскошная, сильная, длинной почти в три метра, любимица Госпожи, она одной из последних выползла к своей хозяйке. И без каких-либо видимых команд сама обвилась вокруг её левой ноги, потом вокруг бедра, вокруг пояса, и через спину вползла и улеглась на плечах Госпожи шарфом, чёрным своим телом резко контрастируя с белой кожей хозяйки. Теперь всё было готово. Когда змея улеглась, Бледная Госпожа подняла лицо к небу и закрыла глаза.
До закрытия оставалось всего несколько минут. Надя уже всё убрала и готовилась закрыть заведение. Ей только что и не без труда удалось выпроводить группу подвыпивших туристов, и теперь в заведении, кроме неё, остался всего один человек. Это был её постоянный и любимый посетитель. Моложавый и очень крепкий мужичок с залысинами и хорошей улыбкой. Звали его Виталием. Хотя просто Виталием и на «ты» она его называть не решалась даже после близости. Надя пошла и заперла дверь, чтобы в бар не зашли вдруг какие-нибудь ненужные люди, которых в эту дождливую ночь на улице было на удивление много. Она давно хотела заговорить с последним посетителем, но его необычно мрачный вид останавливал её. Водка и кофе, водка и кофе, а теперь, как заведение опустело, он ещё и закурил. Наверное, здоровье у него железное. Сигареты, крепчайший кофе, шестнадцать рюмок водки. И за вечер почти ни одного слова…
Надя так и не решилась на разговор, пошла и села в уголок ждать, пока он сам не заговорит. Опустила голову к телефону, начала мотать ленту новостей со своих пабликов. И вздрогнула…
В заведении, в котором тихо-тихо ворковала музыка, послышался низкий женский голос. Голос был громкий, требовательный, высокомерный, решительный:
— И чем же ты собираешься меня порадовать?
Надя не могла понять, откуда тут бабы. Посетитель включил звук у телевизора? Она подняла голову. Нет, это был не телевизор. Рядом с Виталием стояла высокая голая женщина, вымазавшая всё своё тело белилами.
«Стриптизёрша, что ли? Но… Дверь-то заперта!».