Глава 16

Конечно, когда ей стало ясно, что червя защищает какой-то страж, похожий на Хозяйку могил, настроение Бледной Госпожи изменилось. Она не понимала, с какой стати Повелительница мокриц защищает червя? Что червь ей мог пообещать за такую охрану? Тем более, если верить этому мелкому бесу Роэману, что червь — это юная дева. Дева? Смертная дева?

Ещё там, в том вонючем заведении, у Госпожи возникло несколько вопросов, на которые Роэ ей ответить, конечно же, не мог.

«Что это за юная дева? — думала она. — В чём её принципиальное отличие от тысяч других червей, которые до неё попирали законы мироздания?».

Она не понимала, почему СУЩЕЕ в этом случае так резко реагирует на то, что случалось уже тысячи раз? Ведь во все времена находились твари или смертные, которые лезли и лезли за Черту. ОНО всегда раздражалось по этому поводу, но в этот раз… Этот раз был особенным. И тут Госпоже пришла в голову простая мысль: червь найден, осталось ей пойти и самой убить червя. СУЩЕЕ будет довольно. А Гнилая… Повелительница могильных червей — она из Низших. Она не сможет ей противостоять долго. Но… Было кое-что, что Госпожу останавливало.

Для неё не было ничего более унизительного, чем опуститься до заурядного убийства смертной. Даже если наказана смертная будет не рукой Госпожи, а её аспидом или псом, всё равно для неё это будет большим позором, а для зловонного смертного, набитого гноем и фекалиями, великой честью. Смерть от Высшего ещё нужно заслужить, поэтому во веки веков Волю Высших исполняли либо сами смертные, либо те, кто им ровня, всякая мелкая нечисть и погань. Пусть грязь занимается грязью. Высшим о смертных мараться было зазорно. И даже гнев не мог служить оправданием. Разгневаться на смертного и покарать его собственноручно — верный способ опустить себя до его уровня. Нет, Госпоже это не подходило. Она появилась во своём доме, и сразу по всем залам сладкоголосые птицы стали петь песни. Обезьяны бежали к ней, неся кто поднос с напитками, кто подушку для короны. Златоглазки зашуршали крыльями откуда-то сверху, они парами несли ей легчайшие одежды. Несколько, на выбор. Бледная сняла с головы колючую корону — носить дома свой собственный символ было бы пошлостью. Она положила её на бархатную подушку, услужливо поданную обезьяноподобным слугой. Теперь она взглянула на свою руку. Вернее сказать, оглядела то, что от неё осталось. Все рецепторы она давно заблокировала, и никакой боли, как и каких-либо других неприятных чувств, Госпожа не испытывала. Новая рука уже начала формироваться. Она потянулась из плечевой кости, из сустава, длинным, гибким красным ростком. Это были стволовые клеточные структуры и мельчайшие кровеносные сосудики, оплетающие и питающие их. Вскоре они сложатся в нужный конструкт и начнут делиться, превращаясь в новые и новые клетки. В клетки костей, в клетки сосудов, в нейроны, в волокна мышц и, наконец, в клетки кожи. И чтобы стимулировать процесс восстановления, нужны были стимуляторы и строительные вещества.

Без видимого взаимодействия одна из обезьян обогнала всех остальных и поднесла ей поднос, на котором опять было два бокала. Один с красной жидкостью, другой с прозрачной. Она выпила один за другим до последней капли. Сначала красную, потом прозрачную. Обезьяна с пустыми бокалами удалилась, а на её место пришла другая. У той на подносе стояла роскошная ваза с какой-то неясной, полупрозрачной субстанцией. И Бледная, запуская в неё пальцы, стала доставать её из вазы и с явным удовольствием поедать. Вид Госпожи при этом был весьма задумчив. Она пошла по огромному залу, а обезьяна с подносом побежала рядом, чуть впереди, чтобы ей не приходилось тянуться к лакомству.

А она всё ела это странное вещество, иногда забываясь и облизывая пальцы. Шла, отращивала руку, ела и думала. И думать сейчас она могла лишь об одном.

В конце концов, она могла бы выяснить у Роэмана, где находится червь, и, если СУЩЕМУ будет угодно, сама отправится к червю и всё сделает, пренебрегая унизительностью этого действия. Она готова была принять этот позор, готова была перепачкаться тухлой кровью смертного ради расположения СУЩЕГО. Но… Бледная хотела знать, кто стоит за этим червём? И почему СУЩЕЕ так реагирует на него? Это её интересовало больше всего на свете.

Червь — смертная дева? Такой червь — ничто, он слеп; само собой, он и понятия не имеет, кто и в каких целях его использует. Так что уничтожение червя ничего ей не даст. Ничего, кроме позора. Его и без неё накажут. Нечего об него и пачкаться.

Гнилая… А вот она, конечно, знает, кто её нанял, и, конечно же, она не скажет ей. Из простого упрямства не скажет, из показушной спеси Низших перед Высшими. Её даже можно будет убить и разорвать на куски, тварь не испугается смерти, просто возродится в одной из своих могил, и всё. Но решение уже складывалось в прекрасной голове Бледной Госпожи.

Червь, как и всякий нарушитель законов мироздания, должен быть наказан. Наказание должно быть неотвратимо. Но… желательно это сделать так, чтобы показал своё лицо тот, кто всё это затеял, тот, кто нанимал червю охрану. Из-за кого СУЩЕЕ так раздражено, из-за кого она потеряла свою руку. И она уже знала, что нужно предпринять. Роэман будет добираться до червя в этой реальности, а в Истоках червя будет искать другая тварь. И некуда ему будет деться. Кто-нибудь из них червя, рано или поздно, да и раздавит. СУЩЕЕ будет довольно, а если ей повезёт, она ещё и узнает, кто всё это затевал. На ходу Бледная Госпожа позволила златоглазкам надеть на себя легчайшую тунику, а со спины уродливой черепахи она сама сняла, вставляя в них ноги, лёгкие и изысканные туфли без задников. И чтобы не тратить время на переходы, перенесла себя и обезьяну, держащую вазу с прозрачным кушаньем, в длинный светлый зал, который был сплошь заставлен мраморными ваннами и странными машинами, некоторые из которых, судя по надписям и биркам, были плодами человеческого гения. К появившейся Госпоже сразу кинулось не менее двух десятков обезьяноподобных существ, которые некоторым образом отличались от тех, что прислуживали Госпоже в её покоях.

Эти были выше и чуть осанистее. Но и они кланялись ей низко. Она, продолжая поедать полупрозрачную субстанцию из красивой вазы, пошла вдоль рядов ванн, которые были наполнены серой и густой массой. Обезьяны молча поспешили за ней, а некоторые из них несли за Госпожой изящный раскладной стол и раскладной стул. Она же шла между ванн, на которых не было ни единой надписи и вообще ни единого знака, так уверенно, как будто проводила тут много и много времени и всё отлично здесь знала.

Масса в ваннах была разной и от ванны к ванне менялась. Становясь то гуще, то темнее, в некоторых она как бы дышала, а в некоторых даже отвечала волной на её приближение. Но она проходила и мимо этих ванн, пока не дошла до нужной ей. Тут Госпожа остановилась. Обезьяны тут же поставили для неё стул и стол. Она села и дождалась, пока обезьяна не поставила перед нею на стол вазу с лакомством. Бледная снова стала брать из вазы еду. Одна из обезьян, старшая среди них, приблизилась к ней и с поклоном спросила:

— Желает ли Госпожа внести в генезис Одноглазого какие-либо изменения?