— Хозяйка могил? — Роэ не скрывал того, что удивлён. Звучало это впечатляюще, он сразу вспомнил те ощущения, которые испытывал, когда видел ту страшную бабу. — Хозяйка могил? Это точно была она, — и тут же он спросил: — Но червь, почти ребёнок, дева, она не смогла бы себе такого нанять.

И Привратница снова задумалась.

Верно, этот нечестивый был прав. Это ничтожество, стоящее перед ней на коленях, говорило дело. Смертной деве нечего было предложить Хозяйке могил.

Надя же, сидя за стойкой, просто оцепенела с телефоном в руках, так и смотрела на это удивительное действо. Она не понимала, что происходит, и уже подумывала, что как только всё закончится, позвонит своей закадычной подруге и расскажет ей обо всём, что сейчас видела.

Она старалась не шуметь, даже дышала едва-едва, неотрывно смотрела на голую белую бабу и своего знакомого, который стоял перед той на коленях. Надя вздрогнула, когда на барную стойку прямо перед ней бесшумно и стремительно, словно чёрная жидкость, втекла огромная чёрная змея. Кобра тут же встала перед Надей в позу. Все видели, как кобра распускает свой капюшон, но все видели это по телевизору. А перед барменшей, прямо на стойке, которую она протирала тысячу раз, покачивалась огромная кобра с уже раскрытым капюшоном. Кобра была так близко, что барменша могла дотронуться до змеи рукой. И, скорее от удивления, чем от страха, Надя открыла рот и выронила телефон. Она резко встала со своего высокого стула: теперь та белая баба с небритым лобком совсем не казалась ей стриптизёршей, и эта кобра совсем не казалась ей безопасной змеёй. Надя хотела уйти отсюда, но не успела… Чёрная пасть с двумя белыми и тонкими, как кривые иглы, зубами открылась, и среагировать на открытую пасть Надежда не успела — две быстрые и лёгкие струи вырвались из-под зубов змеи. Барменша даже руку не успела поднять, когда резкая боль обожгла ей оба глаза. Надя заорала по-бабьи и с шумом, опрокинув поднос со стаканами, свалилась за стойку на пол.

Ни женский крик, преходящий в визг, ни грохот и звон разбившейся посуды, не привлекли внимания ни Бледной Госпожи, ни Роэмана. Они так и продолжали смотреть друг на друга. Роэман — стоя на коленях и закинув голову вверх, Бледная нависала над ним и, склоняясь к нему, говорила:

— Я Привратница. Я не могу опуститься столь низко, я не могу сама каждый раз являться сюда, чтобы умерщвлять червей, осмелившихся нарушить границы. Тебе придётся закончить дело, — говорила она это так выразительно, что у Виталия Леонидовича холодело сердце.

— Но как мне добраться до червя, как обойти стража? — спросил Роэман, понимая, что ему очень не хочется встречаться с Гнилой бабой ещё раз.

— Она тварь, и дессы твари, и ты со своим подручным — твари. Она всегда будет чувствовать вас. Вам никогда не провести Повелительницу мокриц.

— И что же мне делать, Госпожа?

— Недоумок! — произнесла Бледная холодно. И почти по слогам и громко добавила: — Пошли к червю смертного. Смертных она не почует, их вокруг слишком много, чтобы на всех она могла обратить внимание.

Змея опять появилась на её плече, и её чёрные стеклянные глаза снова заглядывали в лицо Роэмана, а чёрный жгутик её языка трясся прямо перед носом Виталия Леонидовича.

— Смертного? — Роэ даже обрадовался тому, что решение нашлось. Он старался не смотреть на кобру. — Ну конечно, смертного.

— У тебя есть такие? — спросила Бледная.

— Я найду, Госпожа, найду, — обещал Роэман.

Она какое-то время молчала, глядя на него, а он ждал, когда она наконец уберётся, ведь всё теперь стало ему понятно, но Госпожа снова заговорила:

— Ты сделаешь это дело! Сделаешь. И даже не надейся, что тебе удастся отползти от него, забиться куда-нибудь в щель и дождаться, что я про него забуду. А это тебе, чтобы помнил…

Это было похоже на удар молотка. Виталий Леонидович с самого начала предполагал, что может произойти, едва увидев этот чёрный ужас на плече Бледной Госпожи. Так оно и вышло: молниеносный бросок, и кобра вцепилась ему в правую скулу. И он почувствовал, как в том месте растёт, набухает боль и словно трещинами разлетается оттуда вниз в щёку, в ухо, в глаз. В глазу сразу потемнело, но особенную боль ему доставило ухо. Одна из игл боли пролезала всё глубже, глубже и уже копошилась где-то внутри головы. Острая, колющая.

Ему так хотелось схватить эту чёрную змею, оторвать от своего лица и свернуть ей шею, и крутить, крутить, пока её мерзкая башка не отделится от её лоснящегося тела. Он даже руку поднял, поднес к ней… Но не осмелился и благоразумно решил всё перетерпеть. И несмотря на то, что у него начало дёргаться лицо от резких судорог, он вытерпел эти долгие, бесконечно долгие пять секунд, не прикоснувшись к змее. И уже когда иглы её зубов вышли из его кожи, щека заметно отекла, а правый глаз совсем заплыл, он услыхал красивый голос Госпожи:

— Не забывай про меня. Сделай дело.