Он ненавидел засады. Но создание такой западни оказалось единственным доступным для меня способом поговорить о том, о чем мы не разговаривали.
– Во-первых, сейчас там шесть часов утра. – Он с решительным стуком кинул свою сумку и ключи на столешницу.
– Они же фермеры, разве нет? Просыпаются вместе с курами?
– Раньше кур.
– Так даже лучше!
– Ти, что ты делаешь? Повесь обратно телефон. Я только зашел домой.
Я положила телефон. Он устремился вверх по лестнице нашего нового дома, перепрыгивая через две ступеньки сразу, чтобы забраться в душ и оказаться подальше от меня.
Я крикнула ему вслед:
– Если ты не собираешься им звонить, то хотя бы напиши еще одно письмо. Но побыстрее. Я уже купила билеты.
Он позвонил, но в этот раз ответ был мгновенным и прямолинейным: «
Я была сражена наповал. Ни в английском, ни в итальянском языке не существовало таких слов, которые могли бы описать это гложущее ощущение у меня в животе. А затем так же быстро моя спина выпрямилась, словно я была героиней Опры Уинфри, Софией, идущей вниз по дороге в фильме «Пурпурный цвет». Эти четыре слова «Не приезжайте в город» усилили мою решимость. Его семья оказалась такой неадекватной и недееспособной, что принести гору к Магомету предстояло мне. Я любила Саро тем способом, который не предоставлял альтернатив. Их сопротивление было пропорционально моему растущему стремлению попытаться воссоздать хоть какой-то мир. Я могла бы в конечном итоге принять отказ его семьи, раз уж это произошло. Но я была бы не я, если бы не предприняла последнюю отчаянную попытку в отношении Сицилии и не попыталась с этим покончить.
Саро же, в свою очередь, сильно нервничал, поскольку боялся, что эта поездка на самом деле окажется окончательным отторжением. И если все пойдет не так, я предполагала, что он молча повернулся бы к ним спиной и попытался забыть свое прошлое и эту историю.
Неуверенные, но не напуганные, шесть недель спустя мы сели на самолет, летевший к этому древнему острову в самом сердце Средиземноморья, с надеждой на то, что мы, может быть, посетим Алиминусу, городок, построенный на руинах арабского сторожевого поста пятого века в той части мира, которую я видела только в фильмах, таких как «Крестный отец» и «Создатель звезд».
Все, что мне было известно о Сицилии, – это отдельные фрагменты из рассказов Саро. Он играл в футбол на краю оливковой рощи в кедах, взятых у старшего кузена. Его семья могла позволить себе купить только одну пару обуви, и мать запретила ее портить. Он ел абрикосы, сорванные с деревьев в саду у дедушки. Городок за все время своего существования мог похвастать скорее количеством поголовья скота, а не жителей. Кухня в доме его семьи оставалась стойлом для мула до тех пор, пока он не становился подростком. А в его детстве на весь город был только один телевизор. И хотя я не видела детских фотографий Саро, я легко могла себе его представить, с круглыми коленками, шапкой густых черных волос и пронзительными любопытными карими глазами. Он был слишком умным для своей однокомнатной школы, ужасно чувствительным и мог прополоть грядку артишоков так же быстро, как и мальчишка вдвое старше его. У себя под кроватью он держал книгу со стихами, чтобы читать перед сном. Но оставалось так много всего, о чем я еще не знала.
У Саро не было завышенных ожиданий насчет этой поездки. Но он сказал, что даже если встреча с его родителями не состоится или, даже хуже, если я встречусь с ними и они мне не понравятся, он обещает, что Сицилию я полюблю. Насчет этого он был абсолютно уверен. Мне хотелось ему верить, поскольку я понимала, как много значит для него моя любовь к Сицилии. Поэтому я ответила: «Конечно», тайком переместив свои ожидания с Сицилии чуть подальше – на поездку по Марокко.
Хотя сразу же, как только мы приземлились, я оказалась очарована. Сицилия манила своим сапфирово-синим морем и засушливыми скалистыми землями, которые без предупреждения переходили в зеленеющие поля маков.
Мы отдали наши паспорта на проверку и зарегистрировались в маленьком семейном отеле на северо-восточном побережье возле Чефалу. Следующие десять дней ему предстояло быть нашим домом. Для меня, афроамериканской женщины. И для Саро, сына Сицилии, который женился на иностранке, даже не подумавшей взять себе его фамилию, юридически или неофициально.
Отель «Байя дель Капитано» стал нашей базой для отдыха после перелета и времени, которое мы собирались потратить на то, чтобы наладить линию связи для общения с семьей Саро в городе в сорока минутах езды от нас. Ресторан при отеле стал нашей второй гостиной. Мы читали там газеты, общались с персоналом, обедали с шеф-поваром. Продукты, которые я пробовала, имели свой первоначальный, насыщенный вкус, а все, что я ела до этого, теперь казалось каким-то жалким подобием. Я поглощала томаты, фенхель, спаржу и апельсины – жареное, запеченное, тушеное и превращенное в блюда, которые были острыми, но нежными, насыщенными, но простыми. Этот остров все сильнее зажимал меня в своих объятиях, с каждым проглоченным кусочком.
И это не было так, будто я смотрела на эту неизвестную мне часть мира глазами коренного жителя. Это был возвышенный взгляд глазами и через истории кого-то, кого я глубоко любила. Саро стал моим проводником в сердце своей культуры, своего языка и своей кухни. Я начала сопереживать той его части, которая была склонна предаваться воспоминаниям после просмотра «Нового кинотеатра “Парадизо”» или «Почтальона» – кинематографических портретов островной и, в частности, сицилийской культуры.
Здесь, на Сицилии, мы занимались любовью рано утром, под звуки церковных колоколов, а затем торопливо собирались, ведомые жаждой эспрессо и удовольствия от разговоров с местными. Мы еще больше влюбились друг в друга, когда мужчина, за которого я вышла замуж, кристаллизовался, сфокусировался, словно я увидела часть его, которая оставалась незамеченной, пока не появился нужный контекст. Его дом делал его больше самим собой. Встречу я его родителей или нет, это путешествие привязало нас друг к другу еще прочнее. Мы вместе приехали в центр конфликта, как команда, рискуя получить отказ, но с желанием и открытым сердцем. Я начала понимать его спрятанные части, которым нужно было сицилийское солнце, чтобы раскрыться. И внезапно это понимание сделало мысль о вероятной встрече с его семьей менее удручающей. Каким-то странным образом она перестала что-либо значить. По крайней мере, не до такой степени, как я себе представляла. Казалось, в этой поездке я заново вышла замуж за Саро и заодно обручилась с его родиной.