Я звоню на следующую ночь. Звоню в четыре. Спустя два часа («Мы приедем через два часа, это время для вас») появляется молодая женщина. На ней светоотражающая жилетка с надписью «Врач».

– Это ваш последний вызов?

– Да.

Ночная служба. Но сейчас уже утро, и больше ничем нельзя услужить.

Врач оставляет какие-то бланки. Сиделка звонит на родину. Потом выходит. Я остаюсь один. Я остаюсь один с телом. Не смотрю в ту сторону.

Грохот первых трамваев. Я чувствую спокойствие, какое наступает, когда мы смотрим на завершенную работу, потребовавшую от нас огромных усилий.

– Well done, мама.

– Yes.

Катафалк стоит возле дома. Бордового цвета («Чтобы никому не было грустно», – сказала бы мама). Сбоку логотип. Веточка и надпись на латыни.

Водитель закрывает дверцу. Мне вдруг приходит в голову, что, наверное, нужно дать ему какие-то деньги, чаевые или взятку, что тут должно быть какое-то правило, о котором мне никто не сказал.

Мужик опускает стекло.

– Подождите, – говорю я и протягиваю ему пятьдесят злотых. И прошу (мне кажется, я обязан что-то сказать): – Только чтобы не трясло.

Потом – ничего. До того дня, когда мы заходим в ее квартиру, чтобы занести два ящика вина, минеральную воду и сок для поминок – теперь говорят: «обед» или «зайдите после похорон».

В воздухе еще висит сеть Wi-Fi. Соседи видят название в своих телефонах и планшетах – но отныне только я знаю, что это имя собаки, которая была у нее в детстве. Как звучала волшебная формула? Конечно: это была не дворняга, а такса, помесь с водолазом. С перепонками между пальцами.

Нужно проветрить. Нужно выключить модем. Нужно избавиться от вещей. Куда-то позвонить. Дать объявление. А потом жить дальше.

И еще:

Открытые пачки кофе держать в холодильнике.

Отрезать кончики у бананов.

Не жалеть чеснока для салата.

Время от времени резать в глаза правду-матку. Не всегда, но достаточно часто, чтобы нас остерегались.