Например, в этом году норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен отправился к Северному полюсу на корабле «Фрам»[260]. Экспедиция, являвшая собой пример выдающейся силы человеческого духа и плоти, продолжалась четыре года и открыла существование в районе Северного полюса океанского бассейна.
Посетители Всемирной выставки в Чикаго впервые в мире прокатились на колесе обозрения, которое по замыслу организаторов должно было затмить Эйфелеву башню — визитную карточку парижской выставки 1889 года. В это же время в США в результате биржевой паники начался экономический кризис, равных которому до той поры не было. Всего за несколько месяцев почти четыре миллиона человек оказались безработными.
В конце года в Москве были открыты Верхние торговые ряды (получившие в советскую эпоху название ГУМ) — на тот момент самый большой и самый модный пассаж в Европе. Помимо великолепной архитектуры в «русском стиле», богатейшего ассортимента на любой вкус универмаг имел собственную электростанцию, артезианскую скважину, отделение банка, телеграф, рестораны, ателье, выставочные залы и многое другое, что могло впечатлить любого самого придирчивого посетителя.
Ну и конечно же ни один год не обходится без рождения великих людей. В 1893 году на свет появился Владимир Маяковский, писавший о себе:
Пожалуй, подобные строки мог бы написать о себе и наш герой, потому что Маяковский, этот вечно влюбленный романтик и хулиган, как никто был похож на него (они даже появились на свет с разницей в несколько дней), хотя родились они в разных странах и приобрели славу в абсолютно не схожих сферах — литературе и психологии. Фридрих Соломон Перлз, более известный как Фриц Перлз, родился 8 июля 1893 года в одном из еврейских районов, располагавшихся в предместьях Берлина. Он стал третьим, самым младшим ребенком в семье Натана Перлза и Эмилии Ранд. Роды были тяжелыми, потребовались даже акушерские щипцы, чтобы помочь ребенку появиться на свет. К тому же в первые недели жизни Фриц чуть было не умер из-за того, что мать заразила его какой-то инфекцией. Но кто-кто, а уж Фриц Перлз был точно не из тех людей, которые безропотно покоряются обстоятельствам. И по всей вероятности, эта его черта характера начала формироваться еще тогда, во младенчестве, когда он сначала родился, а потом выжил, несмотря ни на что.
Отец Фрица Натан Перлз торговал вином и, как все предприниматели, находился в постоянных разъездах. Фриц Перлз вспоминал, что тот любил танцевать, пить, целоваться, при этом не забывал о работе — он был «главным представителем компании Ротшильда»[261]. Кроме этого, Натан Перлз являлся масоном, чуть ли не Великим мастером, участвовавшим в учреждении новых лож, которые, правда, лопались уже через несколько недель после возникновения. Когда Фрицу исполнилось 18 лет, отец захотел ввести сына в тайную общину, но ритуал не вызвал у Фрица ничего, кроме разочарования, и он так и не стал масоном.
Мать Фрица Эмилия Ранд происходила из семьи ортодоксальных евреев, но, так же как и ее супруг, была далека от иудейских традиций. Нельзя сказать, что она была человеком образованным, но всегда интересовалась изобразительным искусством, театром и оперой. Фриц вспоминал о ней с теплотой: «Она имела на меня виды, но не как все „еврейские мамаши“. Но потом отец промотал все ее деньги, и мы радовались, когда нам хватало еды. Она была хорошей поварихой, но никогда не готовила нам еду… Она сберегла немного денег, так что у нас было постоянное место в Королевском театре и крыло в Императорской опере и Театре. Еще она хотела, чтобы я обучался игре на скрипке и плаванию. Но он не давал денег, а она не была в состоянии оплатить скрипку. Только уроки плавания. И я стал настоящей водяной крысой»[262].
Кроме Фрица у Натана и Эмилии Перлз было еще две дочери. Старшая, Эльза, была наполовину слепой, и мать, естественно, уделяла ей больше внимания, чем остальным детям. Фриц ревновал сестру к матери и боялся, что когда он повзрослеет, то будет вынужден ухаживать за ней. Когда они уже будут взрослыми и Фриц однажды узнает, что Эльза погибла в концлагере, он нисколько не расстроится. Со средней сестрой Гретой Фриц был близок на протяжении всей жизни. Он вспоминал ее как «девчонку-сорванца, отчаянную, с упрямыми волнистыми волосами». В пору зрелости Фриц с удовольствием отмечал, что Грета им очень гордилась, а еще присылала в подарок самые изысканные конфеты, чтобы побаловать брата.
К моменту рождения Фрица брак Перлзов фактически распался. Главной причиной тому были многочисленные романы Натана на стороне. Однако разводы в конце XIX века в силу существовавших традиций были невозможны, поэтому, как и бывает в подобных случаях, вынуждены были страдать все — и супруги, и дети. Чаще всего от отца доставалось Фрицу. Авторитарный Натан не терпел выходок мальчика, обзывая его и, по всей вероятности, избивая.
И всё же свое детство Фриц Перлз считал счастливым. Он писал: «…я действительно должен был стать милым ребенком. Любящим, стремящимся радовать и учиться»[263]. Фриц любил кататься на коньках, плавать, бегать с друзьями по берлинским улицам, как и подобает мальчишке. Он научился читать довольно рано, и вполне возможно, что к этому его побудил интерес к библиотеке отца, запертой от глаз посторонних в отдельной комнате. Мальчик пробирался туда тайком от всех, однако запомнил он не то, что прочитал в книгах, а совсем другой случай, произошедший с ним в возрасте десяти лет: «Мое вторжение в секретную комнату не имело бы суровых последствий, не будь оно осложнено: свинья-копилка, содержащая золотые монеты, которые, как предполагалось, станут приданым моей сестры Эльзы. Я вынул эти монеты и купил марки для своего красивого белокурого христианского друга, надеясь купить его дружбу, или в знак своей дружбы. Сколько упреков я получил за эту кражу, и как долго мне потом пришлось возмещать ее!
Когда кража раскрылась, я в ужасе убежал. Я спал на лестницах в чужих домах, у меня не было денег. Потом я посетил каких-то друзей в другом конце Берлина, получил хорошую еду и деньги на проезд, которые оставил, чтобы купить хлеба на следующий день. Потом я рассчитал: по-видимому, „они“ думают, что я покончил жизнь самоубийством, и „они“ не пошлют меня в исправительное заведение, как „они“ часто угрожали. Может быть, „они“ даже обрадуются, что я жив.
Итак, я вернулся и обнаружил их всех в сборе с сердито сдвинутыми бровями, исключая дядю Евгения, брата доктора моей сестры, еще одного напыщенного осла. Приговор моего отца был таков: „Я прощу тебя, но я никогда не забуду, что ты сделал“. Лаконично, не так ли?»[264]
В дальнейшем последовали и другие выходки подростка, причиной которых был не только возраст, но и негативная обстановка в семье. Своим провокационным поведением Перлз пытался дать понять родителям, что он хочет заботы и любви, а не скандалов, упреков и невнимания. Отца, как главного виновника семейных проблем, он ненавидел всё больше и больше. Но и отношения с матерью оставляли желать лучшего, особенно когда стало понятно, что мальчик напрочь не желает учиться. Однажды Фриц убегал от разгневанной матери и вдребезги разбил перед ней дверное стекло, а потом корчил рожи, радуясь, что она не может его поймать. По всей вероятности, в это время мать посетила с сыном психотерапевта, чтобы понять негативные изменения, произошедшие с ее чадом. Врач прописал мальчику успокоительные и физические упражнения, ни слова не сказав самой Эмилии о том, что необходимо менять не поведение мальчика, а свои отношения с мужем. Фрицу прописанное лечение, естественно, не помогло, тем более что доктору он не поверил.
Если в начальной школе маленький Фриц был успешным учеником, то оказавшись в средней, в гимназии имени Теодора Моммзена[265], ситуация изменилась на противоположную. Здесь ему сразу же не понравились учителя, которых он характеризовал как не любящих детей и грубых. Перлз стал учиться настолько плохо, что в седьмом классе его отчислили. Это было неудивительно, ведь назло родителям он занимался чем угодно, только не сидел за учебниками. Например, вместе с одним из друзей, которого звали Фердинанд, он впервые в жизни воспользовался услугами жрицы любви, когда ему было всего лишь 13 лет.
После отчисления из школы Фриц устроился помощником торговца потребительскими товарами, но и там он не собирался заниматься делом, а лишь подшучивал над начальником, за что и был сразу же уволен. В это же время Перлз отрекся от иудаизма, объявив себя атеистом и оставшись таковым до самой смерти (иногда он саркастически называл себя дзен-иудаист).
Через год после отчисления из гимназии благодаря стараниям всё того же закадычного друга Фердинанда он нашел новую — Асканийскую гимназию, которая была готова его принять. Эта гимназия славилась своими либеральными устоями, и именно там Перлз впервые получил поддержку в реализации своих интересов. Главной его страстью стал театр (видимо, материнское воспитание всё же дало свои плоды). Он даже начал подрабатывать в массовке Королевского театра всего за 12 с половиной центов за спектакль, благодаря чему смог самостоятельно оплачивать свое обучение в театральной школе и даже купить себе велосипед.
Через несколько лет он поступил в драматическую школу при Немецком театре в Берлине, которой в то время руководил известный режиссер Макс Рейнхард. Впоследствии Перлз называл Рейнхарда первым творческим гением, которого он встретил. Режиссер был ярким экспериментатором, придавая огромное значение ритмичности спектаклей, звуку, свету, декорациям на сцене. Возможно, именно у Рейнхарда Перлз научился понимать язык тела, что позднее успешно использовал в своей терапии.
Кроме театра Фриц увлекался рисованием, писал тексты и сочинял стихи — он искал себя в творчестве. Но главное — он продолжил образование, что не могло не радовать его мать. Задумываясь о будущем, Перлз видел перед собой пример дяди Германа Стауба — «величайшего адвоката Германии», как он его называл. Дядю он любил, а вот юриспруденцию нет, поэтому и не хотел идти по стопам родственника. К моменту окончания школы Фриц сделал свой выбор. Под влиянием родителей он поступил на медицинский факультет Берлинского университета. Правда, психология его еще не увлекала, а медициной он занимался без особого интереса.
Его первые студенческие годы оказались ничем не примечательны, но в 1914-м началась Первая мировая война, изменившая судьбы миллионов. Среди них оказался и 21-летний Фриц Перлз. Он обозначил это время весьма лаконично: «Мир взрывается. Жизнь в агонии окопов. Бесчувственность. Ужас жизни и ужас умирания. Замешательство». Правда, поначалу война не касалась Фрица. Призывная комиссия определила его в запас из-за проблем со спиной и сердцем с формулировкой «годен для земляных работ».
В 1915 году Фриц решил стать волонтером Красного Креста. Он добровольно отправился в Монс, находившийся на границе с Бельгией, провел там месяц, а когда ему стало скучно, без всякого разрешения руководства уехал в Берлин. Вполне естественно, что его поймали. Чтобы хоть как-то объяснить свой побег, Перлз заявил, что у него сильно разболелась нога и он не может продолжать заниматься волонтерской работой. Однако его отговорки во время войны мало кого волновали. После болезненной инъекции Фрица вернули в Монс, где он должен был дежурить на станции, раздавая питание раненым, возвращающимся с фронта. Перлз вспоминал, что именно тогда он впервые ощутил «вкус и шок бесчеловечности войны».