Как известно, Ипатьевская летопись была составлена в Южной Руси, а сведения о чешском происхождении Марии носят северо-восточное происхождение. Отсюда Л.С. Кишкин выдвинул версию, что единственное упоминание о ясском происхождении Марии в Ипатьевской летописи могло явиться результатом простой описки, когда «чехиня» превратилась в «ясыню». В свое время М.Н. Тихомиров приводил подобные примеры, когда в Вологодско-Пермской летописи XVI в. вместо названия местности в нынешней Эстонии – «Раковор» появился более известный «Краков», а вместо слова «товары» – «татары»[182].

Предположив чешское происхождение Марии, Л.С. Кишкин попытался найти ее отца. Судя по своему отчеству, она должна была быть дочерью некоего Шварна. В летописях (с 1146 по 1166 г.) довольно часто упоминается киевский воевода Шварн, приближенный князя Изяслава Давыдовича, тестя Глеба Юрьевича (старшего брата Всеволода). В Воскресенской летописи читаем: «Въ лето 6674 [1166]… Того же лета яша половцы Шварна за Переяславлемъ, а дружину его избиша, и много на немъ окупа взяша»[183]. Поздняя Никоновская летопись сообщает об этих событиях подробнее: «Того же лета половци воеваша Русь, и убиша дву богатырей, Андрея Жирославича и брата его Шварня, за Переславлемъ; сестричя же ихъ, такоже Шварня нарицаемого, плениша, и много множество христиан пленившее отъидоша во своя»[184]. По предположению Л.С. Кишкина, родственницей этих Шварнов и дочерью одного из них могла быть Мария, если не было какого-либо другого Шварна, имя которого в летописи не отразилось.

В летописях нет указаний на этническую принадлежность обоих Шварнов. Но в их ясском происхождении Л.С. Кишкин сомневался, поскольку, как он писал, по мнению составителя осетинского словаря В.И. Абаева, наличие такого имени у яса маловероятно, даже имея в виду какую-то переогласовку в русском языке. К тому же летописное указание, что брата одного из Шварнов звали Андреем Жирославичем, явно указывает на его славянскую принадлежность. Отсюда исследователь пришел к выводу, что отец Марии являлся оказавшимся на Руси чехом. В пользу этого исследователь привел свидетельство Летописца о том, что в походе рати Андрея Боголюбского против киевского князя Мстислава Изяславича (1170 г.), в котором участвовал Всеволод, было «…и иных множество князей и половецкие князи съ половци, и угры, и чяхи, и ляхи, и литва, и многое множество воиньства совокупився»[185]. По его предположению, в чешской части войска мог находиться и отец Марии – Шварн, будущий тесть Всеволода[186].

Однако, выдвинув эту версию, Л.С. Кишкин столкнулся с другой трудностью. Как показал в свое время известный ученый-славист А.В. Флоровский (1884–1968), имя Шварн в Чехии не было известно[187]. Пытаясь выйти из этого затруднения, исследователь предположил, что не все имена попали в исторические хроники, а в чешском языке известно слово švarnỳ (красивый, изящный, стройный, молодцеватый), от которого могло быть образовано имя. Правда, это слово в чешском языке впервые встречается лишь в конце XVI в. – в Кралицкой Библии (1579–1593), но Л.С. Кишкин по этому поводу предположил, что в разговорной речи оно могло существовать и ранее.

В итоге, рассмотрев все доводы за и против, Л.С. Кишкин пришел к выводу, что имеются веские основания в пользу чешской версии происхождения Марии.

С момента выхода работ М.В. Щепкиной и Л.С. Кишкина версия о чешском происхождении Марии стала в литературе господствующей. Пожалуй, наиболее последовательно на этот счет высказался нижегородский историк Б.М. Пудалов: «Попытки толковать уточнение „ясыня“ как указание на кавказское (осетинское) происхождение жены Всеволода и строить на этом далеко идущие выводы о геополитике и династических заговорах… не выдерживают критики, ибо противоречат комплексу летописных источников, где четко сказано: Мария – дочь чешского князя»[188].

Однако со временем в «чешской версии» происхождения Марии начали выявляться определенные противоречия и нестыковки. Это привело к появлению работ, авторы которых выступили с аргументами в пользу ясского происхождения Марии[189].

Так, вопреки мнению Л.С. Кишкина, оказалось, что русско-ясские контакты в XII в. являлись достаточно регулярными, что служит лишним доказательством в пользу мнения о ясских корнях Марии. Ю.А. Лимонов (1933–2006) обратил внимание на известие В.Н. Татищева о том, что второй женой Андрея Боголюбского также была «ясыня»[190]. По мнению автора, именно контактами с ней был обязан своей быстрой карьерой ясин Амбал, ключник великого князя, ставший впоследствии одним из его убийц: «Вторая жена Андрея была, видимо, уроженка либо половецких степей, либо Северного Кавказа… Во-первых, после смерти отца Юрий Андреевич эмигрирует в половецкие степи, а оттуда – на Кавказ … Во-вторых, совершенно необъяснимо появление одного из организаторов заговора Амбала Ясина во Владимире. Нищий осетин через несколько лет превращается в „ближнего“ слугу князя, заведовавшего всем его хозяйством. Метаморфоза… непонятная, если не предположить каких-то связей княгини с этим персонажем трагедии… Существование подобных контактов позволяет допустить и участие жены Андрея в заговоре… Жена Андрея, только не Кучковна, а „яска“, была участницей заговора и контактировала не только с Амбалом, своим земляком, но и с Кучковичами… Возникает вопрос, не было ли прямой связи жены Андрея с женой Всеволода Марией, тоже яской – осетинкой? Возможно, она знала о заговоре и об участии своей землячки (дальней родственницы?). Тогда и Всеволод не был столь безгрешен и располагал сведениями о катастрофе, грозящей своему верховному сюзерену и „брату старейшему“». И далее исследователь задается риторическим вопросом: «Не были ли женаты родные братья Андрей и Всеволод Юрьевичи на единоплеменницах? То, что Всеволод был женат на яске, надо считать доказанным. Одна из сестер его жены была выдана в 1182 г. за Мстислава Святославича. Может быть, другая осетинка, соплеменница этих двух, была замужем за Андреем? На это… показывает совпадение времени брака владимирского „самовластца“ – конец 60-х – начало 70-х гг. XII в. – и активизирующаяся роль на юге Руси … молодого Всеволода Юрьевича, только что вернувшегося из эмиграции и сразу деятельно использованного Андреем… И женитьба на ясках способствовала вхождению младшего Юрьевича в орбиту политики владимирского князя?»[191]

Неразрешенность вопроса о происхождении Марии привела к появлению в 2006 г. работы А.Ф. Литвиной и Ф.Б. Успенского, посвященной этой проблеме[192].

В частности, они обратили внимание на то, что в 1206 г., согласно Лаврентьевской летописи, постригшись в монахини, она получила то же самое имя, что было дано ей при крещении. Данное обстоятельство специально подчеркивается: «…и нарекоша еи имя Мария, в тоже имя крещена бысть преж»[193].

Но это противоречит показанию Степенной книги, где о Марии говорится, что она «пострижеся во иноческии чинъ, и претворено бысть имя ей Марфа», а также свидетельству Н.М. Карамзина, якобы лично видевшего во Владимире надгробную плиту с именем Марфы Шварновны[194].

И хотя предыдущие исследователи считали, что Марфа – это монашеское имя Марии, А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский вывели более сложную конструкцию, попытавшись объяснить указанный факт тем, что у Марии была сестра (жена князя Ярослава Владимировича). О ней известно, что в 1201 г. она была погребена «в церкви Пречистой Богородицы в манастыре сестрине», т. е. в той же церкви, что и Мария спустя пять лет[195]. О точном имени этой княгини надежных сведений нет: как указывают авторы, очень поздний источник именует сестру Марии Всеволожей Еленой («княгиня Ярославля Елена»), но подтверждения этому нет. Отсюда возможно предположить, что Марфой Шварновной звали не супругу Всеволода Большое Гнездо, а его свояченицу.

Из летописного свидетельства 1182 г. о том, что князь Святослав Всеволодович женил своего сына Мстислава на «ясыни из Володимеря Соуждальского», свояченице Всеволода[196], узнаем, что у Марии была еще одна сестра. Из этого именования свояченицы Всеволода исследователи делали вывод об этнической принадлежности двух других сестер, жен Всеволода Большое Гнездо и Ярослава Владимировича: они также объявлялись «ясынями», что вступает в противоречие со свидетельствами позднейших летописных источников, говорящих о чешском происхождении Марии.

Данную «нестыковку» источников исследователи объяснили разницей в возрасте сестер. Как известно, первое косвенное упоминание о жене Всеволода относится к 1176 г., а сообщение Ипатьевской летописи о браке «ясыни» – к 1182 г. Таким образом, брак одной отделен от брака другой шестью годами. Столь большая временная разница позволяет думать, что младшая и старшая сестры могли быть рождены от разных браков их отца. Иными словами, отец Марии мог вступить во второй брак с женщиной ясского происхождения или носившей соответствующее прозвище. Дочь этой женщины – в противопоставление сестрам от другого брака – могла именоваться «ясыней» по роду или прозванию своей матери. Тем самым отпадает необходимость приписывать ясское происхождение всем сестрам, поскольку в источниках две из них называются дочерями чеха.

Судя по отчеству, отцом жены Всеволода был некий Шварн. Однако ни в чешском, ни в других западнославянских языках встречающееся в них слово švarny (в значении ладный, опрятный, красивый)[197] не использовалось в качестве имени собственного. Более того, ни в одном знатном чешском роду имя Шварн не зафиксировано. Вместе с тем оно встречается в русских памятниках. Самым известным носителем данного имени был князь Шварн Данилович, сын Даниила Романовича Галицкого. Но он родился около 1230 г., т. е. много позже жизни Марии, а значит, ее предполагаемого отца следует искать среди людей, живших и действовавших в XII в.

Поскольку три дочери Шварна были выданы замуж за князей, можно уверенно утверждать, что он был человеком достаточно заметным, а его имя должно встречаться в летописях. В них известен киевский воевода Шварн, упоминаемый в Ипатьевской летописи под 1146, 1151, 1162 и 1167 гг.

В этих сообщениях он включен в самый тесный круг княжеских приближенных и был боярином. Лаврентьевская летопись под 1152 г. рассказывает, что князь Изяслав Мстиславич послал Шварна охранять брод. Но сторожи, которые он возглавлял, бежали. Летописец объясняет это тем, что «не бяше ту князя, а боярина не вси слушаютъ»[198].

Из рассказа поздней Никоновской летописи о событиях 1167 г. – битве с половцами за Переяславлем – становится известным, что существовали два Шварна – дядя и племянник («сестрич»). Старший из них имел отчество Жирославич, и у него был брат Андрей. Согласно тексту этой летописи, братья, Андрей и Шварн, погибают, а их племянника, «такоже Шварня нарицаемого», захватили в плен половцы[199]. Именно его, Шварна-племянника, А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский полагали возможным отцом Марии.

При этом они обратили внимание, что в Тверской летописи сообщение о пленении младшего Шварна представлено несколько иным образом: «…половци побиша Шварна, Чьского князя, и яша его, и много окупа взяша на немъ»[200]. К тому же из той же Тверской летописи узнаем, что «свесть» (свояченица) Всеволода Большое Гнездо была дочерью «Ческого короля»[201], а о Марии, соответственно, сказано под 1204 г., что она была «дщи Шварлова Ческаго»[202]. Аналогично в статьях, предваряющих Комиссионный список Новгородской первой летописи, о Марии говорится: «Мариа Всеволожа Щварновна, дщи князя чешьского»[203].

На взгляд А.Ф. Литвиной и Ф.Б. Успенского, Шварн не был князем. По их мнению, княжеское достоинство присвоили ему позднейшие летописцы, поскольку считали его отцом двух княгинь. Откуда же тогда взялся «чешский след»?