Здесь Мария названа «Шварновной», т. е. ее отца звали Шварном. Это имя неизвестно в Чехии, хотя и встречается в Юго-Западной Руси XII–XIII вв. В частности, так звали упоминаемого летописцем под 1146, 1151, 1162 гг. воеводу великого князя Изяслава Мстиславича, приехавшего в Киев вместе с ним из Владимиро-Волынского княжества. Это же имя носил младший сын князя Даниила Романовича Галицкого (1213–1267). Пытаясь связать его с Чехией, М.В. Щепкина высказала предположение, что это имя соотносится с латинским именем
Слово же «ясыня», стоящее в «Кратком владимирском летописце» перед именем и отчеством Марии, М.В. Щепкина предложила считать
М.В. Щепкина также задала вопрос: когда и где женился Всеволод Юрьевич на моравской княжне? Она полагала, что Мария Шварновна и ее сестра (жена другого сына Святослава Всеволодовича, новгородского князя Мстислава) находились в родстве с упомянутой выше женой владимироволынского князя Святополка Мстиславича – моравской княжной, на которой тот женился в 1143 г., а Феврония, жена Михаила (старшего брата Всеволода), на взгляд исследовательницы, могла быть дочерью последней. Эти допущения она сделала главным образом на основании того, что старший брат Всеволода Юрьевича, Михаил, «был одним из доверенных и близких людей для Мстислава Изяславича», старшего племянника умершего в 1154 г. князя Святополка Мстиславича. По мнению М.В. Щепкиной, именно это «свойство» с владимиро-волынскими князьями и помогло двум моравским осиротевшим княжнам (Марии и ее сестре) попасть на Русь.
Отсюда оставался один шаг до главного вывода исследовательницы – заказчицей и владелицей Успенского сборника являлась жена Всеволода Большое Гнездо княгиня Мария Шварновна. Поскольку она происходила из Моравии, это объясняло наличие в сборнике группы моравских святых. Нахождение в нем житий инокини Марии (29 октября) и Февронии (25 июня) прямо указывало на двух владимирских княгинь, «связанных между собою на протяжении всей своей жизни».
Поставила М.В. Щепкина и вопрос: где мог быть написан Успенский сборник? По ее мнению, книга была закончена в Чернигове, где Мария и ее сестра провели целый год (с лета 1174 г. по лето 1175 г.) при дворе местного князя Святослава Всеволодовича. Однако заказать большой сборник по своему выбору и указанию и оплатить этот заказ Мария могла только, став самостоятельной, т. е. после выхода замуж за Всеволода. А это могло произойти не ранее 1174 г.
Впоследствии ряд специалистов отметил, что хотя многие доводы М.В. Щепкиной о характере Успенского сборника выглядят внешне убедительными и логичными (это касается объяснения наличия в Успенском сборнике житийных текстов, посвященных чтимым в Чехии святым, исходя из моравского происхождения Марии, или, учитывая наличие у нее сестры Февронии, помещения в нем жития одноименной святой с редким для Руси именем), часть из них носит характер предположений. К примеру, наличие житий Ирины и Феодосии объяснено так: «Ирина – возможно, имя сестры Марии Шварновны… Феодосия могло быть именем дочери Февронии и Михаила». К этим предположительным объяснениям добавляется нежелание выяснить характер самого Успенского сборника, в частности, странный порядок гомилий в нем, которое исследовательница объясняла неважностью, так как из него «исторических указаний… не извлекается»[155].
Между тем анализ состава Успенского сборника, на сложность которого указывал О.В. Творогов (1928-2015)[156], позволяет достаточно точно определить, для кого он был предназначен. Вопреки мнению М.В. Щепкиной, полагавшей данный памятник книгой индивидуальной, составленной по воле светского заказчика, М.С. Фомина показала, что Успенский сборник по своему составу является книгой «общинной», т. е. переписанной или созданной по заказу монастырской или большой церковной общины[157].
В 2014 г. Н.В. Николенковой была предпринята попытка определить место и время его составления. Она пришла к выводу, что перед нами памятник Ростово-Суздальской земли, составленный параллельно с летописью того же времени, излагавшей историю становления Ростово-Владимиро-Суздальской епархии. Жития первомучеников и апокрифы, правящиеся по мере необходимости, использовались как материал для художественного изложения церковной, а не светской истории, подобно тому, как греческие хроники послужили базой для формирования текста русских летописей. Как известно, Успенский сборник является плодом работы двух писцов. Время начала работы над памятником она относит к периоду между 6693 (1185) и 6697 (1189) гг. Далее следует перерыв, вероятно связанный с оставлением работы первым писцом. Второй писец, являвшийся автором-составителем Успенского сборника, был человеком высочайшей образованности и, по мысли Н.В. Николенковой, насельником Дмитриевского монастыря в Суздале[158]. Окончание работы над сборником она предположительно относит к периоду сразу после 1230 г., после смерти в Дмитриевском монастыре ростовского епископа Кирилла I[159]. Для нас данное заключение важно тем, что позволяет полностью исключить причастность Марии к владению Успенским сборником.
В поисках подтверждения чешского происхождения Марии М.В. Щепкина задала и другой очевидный вопрос: известно, что супруга Всеволода Большое Гнездо активно занималась благотворительностью. В.Н. Татищев в «Истории российской с древнейших времен» приводит рассказ летописца о владимирском пожаре 1185 г., когда, по выражению последнего: «…погоре бо мало не весь город». Огонь истребил массу домов, включая несколько десятков храмов и «золотоверхую» Соборную церковь Святой Богородицы, богато украшенную еще Андреем Боголюбским. От огня пострадал и великокняжеский дворец. Великий князь немедленно озаботился возобновлением святых церквей и раздачей денег неимущим погорельцам на построение жилищ из собственного имения, рассказывает историк, княгиня же преимущественно убогим раздавала свое добро, хотя уборы ее богатые едва не все погорели[160].
Отличаясь благочестием, она делала богатые вклады в храмы и монастыри Северо-Восточной Руси. Сохранились ли они до настоящего времени? В этой связи исследовательница обратила внимание на так называемый суздальский змеевик конца XII – начала XIII в. из темно-зеленой яшмы (диаметром 6,5 см), найденный в 1866 г. Ю.Д. Филимоновым и происходящий из ризницы суздальского Рождественского монастыря[161]. Вскоре он был датирован XII–XIII вв. и признан русским по происхождению[162].
Змеевиком принято называть амулет-оберег полухристианского-полуязыческого характера в виде круглого медальона, обусловленного, очевидно, магическим значением круга. С одной стороны его изображалась голова Горгоны со змеями (отсюда и название), с другой – изображение святого или святых и моление о болящем с его именем.
На подобных памятниках всегда присутствуют церковные молитвенные обращения. Не является исключением из этого правила и суздальский змеевик. На его лицевой и оборотной сторонах читаем пожелания выздоровления, а также имена Георгия, Марии и Христины, в миру Милославы.
Особенности надписи, показывающие, что для ее автора родным был не русский, а чешский язык, чешско-моравское имя Милослава – все это, на взгляд М.В. Щепкиной, «говорит за то, что владелицей змеевика могла быть княгиня Мария Шварновна, моравская княжна, воспитанная на Волыни в семье Святополка Мстиславича». Георгием звали второго сына Марии, а Христина, очевидно, было крестным именем ее старшей дочери Всеславы.
Таким образом, надпись на змеевике, по мнению М.В. Щепкиной, «содержит молитву Марии, в миру Милославы, даровать живительный сон ей самой, старшей дочери Христине и Георгию; и угасить жар („пламень огненный“), мучающий их».
Когда был сделан змеевик? Судя по тому, что после смерти Марии он был положен в суздальский Рождественский монастырь, в котором была в 1202 г. погребена сестра Марии Феврония, первоначально он принадлежал последней и вырезан был на Волыни, где имелись прекрасные мастера-резчики. Добавочная надпись-моление о себе и двух детях была вырезана в последние годы жизни княгини в связи с ее болезнью, полагала исследовательница[163].
Однако версия М.В. Щепкиной о принадлежности Марии суздальского змеевика не выдержала проверки временем, хотя ее в свое время поддержали несколько специалистов[164]. В 1998 г. вышла статья А.А. Гиппиуса и А.А. Зализняка, в которой на основе анализа надписей на нем они опровергли эту гипотезу. По их мнению, можно говорить о происхождении змеевика из Юго-Западной Руси, а сам он относится к XII в. или, шире, к домонгольскому времени. Наиболее вероятное время его создания – вторая четверть – середина XII в., т. е. эпоха несколько более ранняя, чем время жизни Марии. В надписях на змеевике упоминаются следующие лица: 1) Мария – жена или вдова Моислава; 2) Христина – дочь Моислава и Марии; Георгий – скорее всего, муж Христины. Данная интерпретация вынуждает оставить, несмотря на всю ее привлекательность, гипотезу о принадлежности змеевика Марии Шварновне и заставляет вернуться к мнению, высказанному еще в 1928 г. академиком Н.П. Лихачевым: «Памятник этот, по всей вероятности, принадлежит княжеской семье домонгольского времени, но что это за семья, останется, может быть, навсегда неизвестным»[165].
Окончательно развеять миф о принадлежности суздальского змеевика Марии помогает анализ изображения на нем «семи спящих отроков эфесских». Легенда о семи юношах-христианах из Эфеса, укрывшихся в пещере от гонений императора-язычника Деция (249–251), чудесно уснувши в ней и пробужденных через 300 лет при торжестве христианства, известна с V–VI вв. Варианты легенды были распространены и в мусульманском мире.
На суздальском змеевике одна из фигур эфесских юношей изображена в центре, одна сверху, одна снизу и по две фигуры по бокам. Изображения семи спящих отроков считались оберегающими от различных бед, подстерегающих человека во сне[166]. Вероятно, с ними связывались представления об охранительной силе сна или о спасительной силе божества, навевавшего сон.
По весьма обоснованному мнению А.В. Бисеровой и А.Г. Лапшина, суздальский змеевик использовался его хозяином в медицинских целях. Они предположили, что у него могла быть истерия или истерические припадки, сопровождавшиеся потерей человеком контроля над своими движениями, ощущением боли в области сердца, нехваткой воздуха, тахикардией (учащением сердцебиения), гиперемией кожных покровов лица, шеи, груди. Подобная клиническая картина явно не соответствует симптомам заболевания Марии, о которых известно из летописи, и поэтому данный амулет не мог принадлежать ей[167].
В поисках доводов в пользу чешского происхождения Марии М.В. Щепкина обратила внимание еще на один факт. Известно, что свояк Всеволода – новгородский князь Ярослав Владимирович – был женат на сестре Марии. Весной 1198 г. у него скончались двое сыновей: Ростислав и Изяслав (семи и пяти лет), и в память о них всего за один строительный сезон он возвел под Новгородом (рядом с княжеской резиденцией на Городище) каменную церковь Спаса Преображения на Нередице – ныне один из самых знаменитых памятников древнерусской архитектуры. Храм был расписан в 1199 г.[168]