Нет, я не верю. Не верю, но еду за охотником на оборотней. Ещё несколько километров, и я на месте.
Мимо пробегают деревья, смазываются зеленой волнистой линией придорожные кусты. Черными зонтиками поднимаются прошлогодние шапки борщевика. Маленькие полевые цветы выглядывают из оврагов: такие обаятельные в своей неказистости, не кричащие о своей красоте, как розы или нарциссы, но пахнущие солнцем. Если бы солнечный свет мог источать ароматы, то он пах бы именно луговыми цветами, ромашками, колокольчиками, васильк…
Бамм!
На горизонте показывается село Александра, когда неведомая сила бросает меня назад. Я словно налетаю на невидимую стену, но машина двигается сквозь неё!
Меня тараном выкидывает из водительского кресла, только крякает сломанная спинка. Подголовник больно врезается в шею, когда меня опрокидывает назад и несет кубарем к задним дверям. Что-то звонко хрустит, то ли шея, то ли задние сиденья, что устроились по бокам «буханки». На долю секунды меня впечатывает в задние двери машины. Прозрачная стена, по твердости не уступает бетонной и продавливает сквозь уставший металл.
Я оказываюсь прижат к твердому металлу, а невидимая стена ломает переносицу, лицевые кости, ребра и плющит грудь. Я завис словно цыпленок табака в миниатюре молодого Ярмольника. Машина продолжает двигаться. Стена плющит. Кости хрустят. Тело сдавливает многотонным прессом.
— А-а-а!!!
Сдавленный стон из груди не успевает прерваться, когда щеколда выскакивает из пазов и дверцы распахиваются. Меня пинают великанским кирзовым сапогом, и я, как пробка из бутылки шампанского, вылетаю из створок.
— А-а-а!!!
Острые осколки щебня сдирают кожу на щеке… Дорога ударяет по телу пыльной подошвой. Меня подкидывает и тащит по песку. Поднимается туча пыли, что сразу же кидается в легкие и вызывает натужный кашель.
Я могу дышать!
Какое же счастье просто вдыхать свежий воздух!
Неподалеку раздаются выстрелы ломаемых веток — машина без управления съезжает с дороги и заваливается в стоковую канаву. С распахнутыми дверьми и урчащим мотором она напоминает вылезающего из болота гиппопотама.
Я лежу на спине и смотрю, как в небе летают всполошенные треском вороны. Птичьи пятна-гнезда чернеют на высокой осине. Летающие, каркающие, не знающие горя, наглые и самоуверенные птицы — я смотрю на них и понемногу ощупываю тело. Вроде бы обошлось, можно попытаться встать.
Болью отзываются разбитые колени, сквозь прорехи виднеется голое тело и алые ссадины. Подорожник приходится как нельзя кстати.
Что же это за стена?
Я подхожу к тому месту, где виднеется отпечаток моего падения. Хочу пройти дальше, но стопа ударяется о твердый воздух. Другого описания не подбирается — именно твердый воздух, прозрачное пуленепробиваемое стекло.
Немного поиграв в мима, сучащего руками по невидимой поверхности, я сажусь ждать. Ждать прохожего, проезжающего, проплывающего и проползающего — любого, кто может вызвать Александра с тетей Машей.