«Дрю, если ты меня сейчас слышишь, это все равно, что ты рядом», – вру я, чувствуя себя одиноким и покинутым. Я ищу его глазами. Вот он, там, старательно делает вид, что не снимает. На нем наушники, и он улыбается и машет мне. Он меня слышит. «Уверен, что мне обязательно быть прямо здесь, в самом центре?» Показывает большой палец.

Я надеялся, что здесь будут выступать и другие уличные артисты, может, жонглеры или художники-карикатуристы, может, одна-две живые статуи. Но нет. Только я. Проходящие мимо туристы излучают почти осязаемое чувство, которое заставляет их уже сейчас обходить меня на большем расстоянии, чем необходимо. Это чувство опасения, что я сейчас стану, в лучшем случае, раздражающим источником шума. Я надеваю солнечные очки и тихо говорю Дрю в лацкан пиджака, утешая себя детской фантазией, что я тайный агент: «Это еще ужаснее и чудовищнее, чем я думал. На меня косо смотрят вроде “Что этот тип тут делает?”»

Колонки теперь установлены на подставке, и я вожусь со своим телефоном и тяну время, пока пытаюсь подключить его к динамику.

«А знаешь, Дрю, надо мне попытаться представить, что в этом нет ничего необычного, что люди постоянно так делают. Нет ничего особенного в том, чтобы устанавливать колонки».

Кого я убеждаю?

«Но вот разговаривать с самим собой довольно глупо».

Я понял, что понятия не имею, как работает динамик. «Надо было взять у тебя урок. Где звук?»

Думаю, все готово. Осталось только нажать на кнопку воспроизведения. У меня заготовлена хорошая веселая песня, которая будет звучать в цикле столько времени, сколько потребуется. Я опускаюсь на колени рядом с подставкой, пытаясь стать меньше.

«На меня очень подозрительно смотрят», – рассказываю я Дрю. Не знаю, зачем я сейчас с ним болтаю. Все, что я получаю в ответ, – это дурацкий большой палец или кивок головы. Думаю, из-за этого я чувствую себя немного более уязвимым. Но я по-прежнему в западне. Мой разум кричит мне, чтоб я бежал отсюда. Может, пропустить это задание? Нет смысла трепаться с Дрю. Он все равно не освободит меня от этого. И Майк не освободил бы, будь он здесь. Я должен. Меня тошнит от одной мысли о том, чтобы нажать на кнопку, включить музыку и начать трястись.

Как неловко, – смеюсь я про себя. «О, Майк!» – говорю я в эфир и целую татуировку на руке. У меня нет выбора, кроме как выполнить его приказ.

Я нажимаю на воспроизведение.

Говорю себе, что я дерзкий американец, очень общительный и веселый, музыка наполняет меня первобытным восторгом, я нахожусь в блаженном неведении о том, что такое унижение. Я начинаю танцевать. В своей голове я говорю сам себе с ярко выраженным американским акцентом: «Вот что я люблю! Зажигаем! Да, ребята!»

На самом деле, я напряженно дергаю руками и ногами, как заржавевшая марионетка. Я понимаю, что мне еще даже не удалось улыбнуться, поэтому быстро нацепляю на лицо глупую ухмылку и начинаю приближаться к прохожим.

– Потанцуете со мной? – спрашиваю относительно бодро выглядящую пожилую женщину, надеясь, что кажусь открытым. Я нежно беру ее за руку и иду рядом с ней.

Она смеется надо мной.

– Совсем чуть-чуть? – умоляю я.

Она только смеется и проходит мимо.

– Потанцуете со мной? – спрашиваю я молодую женщину в спортивном костюме.

– Зачем это? – спрашивает она меня с подозрительной улыбкой, даже не сбавляя шага. Как будто я сейчас должен назвать ее любимую благотворительную организацию и сказать, что это в ее пользу!

– Просто так, – с открытой улыбкой отвечаю я, пытаясь оставаться энергичным и заряжать других позитивом. – Для любви и счастья.