Великий фильм Тарковского «Андрей Рублёв» состоит из нескольких новелл. Одна из них — «Набег». Татарский отряд, приведённый русским боярином Карамышевым по поручению русского князя Семёна Суздальского, внезапным налётом захватывает Владимир. Город со всеми его жителями и святынями подвергается страшному разгрому. Виновник всему — русский боярин, выполняющий приказ своего князя, — хмуро глядит на дело рук своих...
В своё время многие сомневались в исторической достоверности фильма. Одни упрекали Тарковского в очернении русского Средневековья, другие говорили, что фильм вообще не про историю Руси, а про вечные ценности и трагедию художника в жестоком мире. Как бы там ни было, новелла «Набег» написана по рассказу летописи о нападении татар царевича Талыча на Владимир в 1410 году. История этой трагедии заслуживает внимания. В ней как в капле воды отразилась страшная своей обыденностью жестокость эпохи Василия I.
Напомним исторические координаты этого события. Вечно враждовавшие за суздальско-нижегородское княжение братья Дмитрий Константинович и Борис Константинович ещё в 60-е годы XIV века поняли, что их спор может быть решён только при помощи Москвы. Дмитрий первым поклонился потомкам Калиты. За это он получил Нижний Новгород и Суздаль. Его младший брат Борис отправился размышлять о превратностях судьбы в удельный Городец на Волге.
Оба брата имели потомство. Борьба в княжеском семействе вспыхнула вскоре после кончины князя Дмитрия Константиновича в 1385 году. Сын Дмитрия Константиновича Василий Кирдяпа уже давно сидел в Орде, надеясь первым упасть в ноги хану Тохтамышу в случае кончины отца. Но и брат усопшего Борис Константинович, не теряя времени, интриговал в Орде, куда отправился со своим сыном Иваном.
В конце концов Тохтамыш отдал Нижний Новгород Борису Константиновичу. Сын Дмитрия Семён вернулся в Суздаль ни с чем. Старая вражда суздальских братьев и племянников покрылась пеплом, но не погасла.
Москва следила за суздальско-нижегородской усобицей, до времени не вмешиваясь в борьбу. В 1386 году князь Борис Константинович ездил в Орду и пробыл там от весны до осени. Очевидно, он укреплял свои позиции при дворе Тохтамыша. Тогда же рухнул престиж главного соперника Бориса Константиновича, князя Василия Дмитриевича Кирдяпы. Он жил в Орде в качестве заложника и совершил неудачную попытку бежать. Но вскоре Тохтамыш простил Кирдяпу, отпустил его на Русь и дал в управление Городец на Волге, где прежде правил Борис Константинович.
Убедившись в том, что Тохтамыш не склонен вникать в суздальско-нижегородские споры, Москва снова, как в 1365—1366 годах, взялась энергично поддерживать Суздальскую ветвь (Василий Дмитриевич Кирдяпа, Иван (умерший в 1377 году) и Семён Дмитриевич). Против Бориса Константиновича Дмитрий Донской собрал большое войско и двинулся вместе с Дмитриевичами на Нижний Новгород. 10 марта 1388 года союзники вышли к Волге. Борис запросил пощады. Дмитрий Донской дал ему в управление его старый удел — Городец. В Нижнем Новгороде вокняжился Василий Кирдяпа. Однако вскоре Борис поехал в Орду и вновь выпросил себе Нижний Новгород.
Молодой московский князь Василий Дмитриевич в 1392 году поехал в Орду и выкупил у Тохтамыша всё Суздальско-Нижегородское княжество, да ещё в придачу Мещеру и Тарусу. Это была богатая добыча. Но теперь Василию Московскому предстояло вести борьбу не с одним кланом местных князей, а с обоими. Ненависть кипела в сердцах лишённых уделов и глубоко оскорблённых суздальцев. Не имея сил для открытой борьбы с Москвой, Дмитриевичи и Борисовичи готовы были уничтожить всё, что хоть как-то принадлежало теперь сыновьям Дмитрия Донского. Жертвой этой слепой ненависти побеждённых и стала в 1410 году святыня Русской земли — Успенский собор во Владимире.
Суздальские братья отличались не только жестокостью, но и высокими боевыми способностями. Потомки отважного Андрея Суздальского — младшего брата Александра Невского — все до единого были хорошими воинами. В борьбе с Василием I им случалось даже выходить победителями. Незадолго до набега на Владимир Даниил Борисович и его брат Иван Тугой Лук заключили союз с булгарскими (Булгар на Волге), жукотинскими и мордовскими князьями и вместе двинулись на Нижний Новгород.
Узнав о замыслах братьев, Василий I выслал против них войско во главе со своим братом Петром. Навстречу мятежникам двинулись по приказу Василия I не только московские, но также ростовские, ярославские и суздальские (Василия Кирдяпы) полки. Возле села Лысково (в 80 километрах вниз по Волге от Нижнего Новгорода) произошёл жестокий бой. Жертвой сражения стал сын Василия Кирдяпы Даниил. Борисовичи одержали победу, но как справедливо заметил историк А. В. Экземплярский, «не видно, чтобы дело их выиграло от этой победы» (123, 432). Братья так и не смогли взять Нижний Новгород.
Раздосадованные Борисовичи снова отправились в Орду. Правивший там сын Тохтамыша Зелени-Салтан был чем-то недоволен Москвой и отдал ярлык на Нижегородское княжение братьям Даниилу и Ивану. Однако Василий I решил, что настало время использовать и свои связи в Орде. В 1412 году он отправился в степь с огромным караваном подарков для хана и его окружения. Безусловно, Василий лично знал сына Тохтамыша и готов был к торгу. Но судьба решила задачу проще. Коварный Зелени-Салтан был убит своим братом Керим-Бердеем. Этот последний и дал Василию I ярлык на Нижегородское княжение.
Однако и теперь братья Борисовичи не сдались. Подробности их деятельности источники не сообщают. Однако есть сведения, что в 1414 году они снова бесчинствуют в Нижнем Новгороде или его окрестностях. Для борьбы с ними Василий I отправил войско под началом своего брата Юрия Звенигородского. Способный полководец, Юрий отбросил мятежников на юг, за реку Суру (правый приток Волги).
Ещё несколько лет братья Борисовичи кружили вокруг Нижнего Новгорода, не прекращая своей партизанской войны. Наконец они выбились из сил и пошли на мировую. В 1417 году Борисовичи приехали в Москву и примирились с великим князем. Владимирский погром 1410 года был забыт. Вероятно, суздальским князьям разрешено было жить в Москве и пользоваться частью своих прежних вотчин и привилегий.
Но какой-то беспокойный дух, назовём его оскорблённым чувством чести, не давал братьям покоя. Зимой следующего года они бежали из столицы неизвестно куда. На этом всякие известия о братьях Борисовичах в источниках исчерпываются. Как окончил свои дни палач Владимира князь Даниил Борисович Городецкий — неизвестно. Как бы там ни было, но Василий I выдал свою дочь Василису замуж за сына Даниила — Александра. Грехи отца в роспись брачного договора не вошли.
История суздальско-нижегородской фронды весьма поучительна. Московский князь Василий I на удивление долго терпел мятежников на своих восточных границах. Был ли это тонкий расчёт опытного правителя, умеющего дать созреть любому серьёзному вопросу, или слабость, неспособность московских воевод и самого князя одним ударом разгромить ловкого и дерзкого врага? Кто знает...
Летописец с возмущением описывает расправы, которые учинили татары и их русские подручники в захваченном ими Владимире. «Начата люди сечи и грабити... и всю церковь разграбиша, а попа Патрекиа емше начата мучити... на сковраде пекоша и, и за ногти щепы биша, и ноты прорезав, ужа въдергав, по хвосте у конь волочиша, и тако в той муце и скончася» (29, 160).
В нескольких лаконичных, но словно отлитых из бронзы фразах изображён подвиг ключаря Патрикия. Вот сюжет, достойный размышления. Принято думать, что летописец писал свои хроники, «добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева». Но это бесстрастие — мнимое. За внешней краткостью и простотой фразы — натянутая как тетива лука эмоциональная напряжённость. Этому искусству истории как рассказа следовало бы научиться и младшим братьям летописцев — современным историкам. Холодноватый академизм в изображении людей и дел давно стал для них признаком хорошего тона. Пусть так. Но, может быть, бесстрастные историки «бесстрастны потому, что плохо знают изучаемое ими, недостаточно “вжились” в прошлое, потому что равнодушны к страданиям давно умерших людей, т. е. их с достаточной полнотой не воспринимают... Чем полнее познает историк прошлое, тем более он “живёт” в нём, а жить “sine ira et studio” (“без гнева и пристрастия”. —
Породнившись с героями минувших времён, историк должен дорожить любыми, даже самыми незначительными на первый взгляд сведениями о них. Вот и пример. Ключарь Успенского собора во Владимире грек Патрикий... Несомненно, он был ставленником митрополита Киприана. На такую ответственную должность Киприан мог поставить только человека, которому всецело доверял. И не ошибся в своём доверии. Замученный ордынцами, Патрикий отдал жизнь за порученные ему церковные ценности, за спасение людей, которых он укрыл в соборе. Он исполнил евангельский завет о любви к ближнему. Но если таким был ставленник Киприана, то каким же был сам митрополит?
История ключаря Патрикия бледнеет перед той кровавой бойней, которую устроил в 1386 году смоленский князь Святослав Иванович.
За год до этого, в 1385 году, литовцы отняли у смольнян город Мстиславль и округу. Раздосадованный потерей части своего княжества, Святослав вторгся в утраченные земли и устроил дикую расправу с теперь уже не его, а литовскими подданными. Конечной целью этого страшного похода было возвращение Мстиславля.