Склонность пишущих на эту тему повторять сказанное их предшественниками даже без попытки проверить достоверность сведений хорошо видна в главе «Милева Эйнштейн-Марич», открывающей книгу Чарльза Чиу «Женщины в тени», переведенную с немецкого на английский Эдит Борхардт. Чиу умудряется перевернуть с ног на голову многие аспекты научных отношений между Эйнштейном и Марич и начинает с 1896 года, когда они только поступили в Цюрихский политехникум.
Как уже говорилось в восьмой главе, Эйлис Форси в свое время написала для детей художественную биографию Альберта Эйнштейна, украсив ее придуманными ситуациями и диалогами. В частности, там описаны первые встречи Эйнштейна и Марич, «молодой черноволосой сербки». Трбухович-Гюрич в биографии Марич скопировала некоторые сцены, в том числе воображаемые диалоги, и еще добавила от себя некоторые небылицы. В начале главы Чиу таким образом описывает первые контакты между студентами:
«Эйнштейн мгновенно почувствовал тягу к темноволосой девушке; его привлекла ее застенчивая, сдержанная манера поведения. Но больше всего на него произвели впечатление ее исключительные математические способности. Когда Милеве удалось получить результаты эксперимента, который никто из группы не смог сделать, он – самый младший среди участников – обратился к ней, которая была на четыре года старше: не могла бы она помочь ему разобраться с работами Гельмгольца, Максвелла, Больцмана и Герца? Милева, не раздумывая, согласилась, и с той поры они стали встречаться, чтобы выполнять домашние задания и разговаривать о Боге и мироздании».
Как мы уже видели, успехи Милевы в математике до поступления в Политехникум, вопреки утверждению Чиу, были далеко не исключительными, а вот Эйнштейн как раз был весьма одарен в этой области. Остальная часть абзаца – чистая фантазия, основанная на вымысле из книги Трбухович-Гюрич, только с дополнительными украшениями.
Продолжая тему математики, Чиу пишет:
«Открыто признав свою некомпетентность в математике, [Эйнштейн] нашел того, кто был прекрасно осведомлен в этой дисциплине и мог помочь ему в освоении математических аспектов учебной программы. И она хорошо знала свое дело, будь то исчисление бесконечно малых, теория функций или расчет сил».
Несмотря на предполагаемую «некомпетентность» в математике, Эйнштейн смог получить максимально высокие баллы на выпускных экзаменах в последний год своего обучения в средней школе Аарау и на экзаменах на аттестат зрелости, а после поступил в Цюрихский политехникум. В равной степени причудлива характеристика математических талантов Марич, приводимая Чиу. Предел ее способностей виден, в частности, по оценкам за первый семестр первого года обучения в Политехникуме, опубликованным в написанной Трбухович-Гюрич биографии Марич издания 1988 года, которое Чиу включил в «Список использованной литературы». В этом же издании приводится факсимиле аттестата Марич об окончании Политехникума, в котором также указаны весьма посредственные 4,25 балла по математическим предметам на вступительных экзаменах, которые ей пришлось сдавать перед поступлением в 1896 году. Среди предметов, перечисленных в аттестате, значатся также курсы дифференциального и интегрального исчисления, за которые она получила по 4,5 балла. Смешно, но еще за один математический курс, в котором Чиу отмечает ее «исключительные способности», а именно теорию функций, Марич на выпускных дипломных экзаменах получила очень низкие 2,5 балла, что в значительной степени стало причиной того, что в 1900 году она осталась без диплома о высшем образовании.
Далее в этой главе Чиу возвращается к школьным годам Марич, заявляя, что «шестнадцатилетняя Марич великолепна по всем предметам – даже греческий, которого все боялись, она сдала “блестяще”». По упоминанию греческого языка можно сделать вывод, что речь идет об учебе в Королевской классической гимназии Загреба. Оценки, полученные Милевой по окончании семестров, говорят о том, что она была далеко не «великолепна по всем предметам». В последний год по большинству предметов она получила «хорошо» (в диапазоне от «отлично» до «удовлетворительно»). Чиу прав в одном – она действительно получила «отлично» по греческому, но только за первый семестр первого года обучения в этой гимназии.
После этого Чиу вновь погружается в мир воображения:
«В начале 1894 года жизнь Милевы Марич делает новый поворот со многими последствиями. В восемнадцать она получила особое разрешение от школы посещать занятия по физике вместе с обычными – то есть мужского пола – учащимися. Внезапно перед ней открылся новый мир, и он восхитил ее. Механика, оптика, гравитация и динамика отныне стали ее величайшей страстью. Единственная девушка в седьмом классе Высшей королевской академии в Аграме [немецкое название Загреба], она в этом же году сдала выпускные экзамены по математике и физике первой среди всего класса».
Оставим в стороне фантазии Чиу по поводу «величайшей страсти». По математике и физике за последний семестр последнего года обучения в гимназии она получила «очень хорошо» (приложение А). Отвечая на мой запрос, сотрудница Загребского государственного архива Михаэла Барбарич написала (15 октября 2013 года), что у них нет сводного списка оценок всех учеников седьмого класса за тот год.
Перемещаясь к первым годам супружеской жизни Милевы и Альберта, Чиу пишет, что «пока Эйнштейн занимается на работе рассмотрением патентов», Милева, когда позволяет время, «по просьбе Альберта проводит математические вычисления, которые он, как теоретик, находит обременительными». Вероятно, это происходит потому, что Эйнштейн, как позже информирует читателя Чиу, «всегда неохотно опускался до низменных дифференциалов, интегралов и бесконечно малых». Абсурдное утверждение про человека, который в пятнадцать лет овладел основами дифференциального и интегрального исчислений.
Чиу в эпилоге главы о Милеве обращается к заседанию конференции AAAS 1990 года в Новом Орлеане, на котором были представлены и обсуждались заявление о предполагаемой роли Марич в работе Эйнштейна. В журнале Science, издаваемом ассоциацией, представлен список докладчиков на этом заседании: Роберт С. Коэн, Кэролайн Л. Герценберг, Рут Хоуз, Льюис Р. Пинсон, Джон Д. Стэйчел, Сента Трёмель-Плётц и Эван Харрис Уокер. Чиу упоминает «результаты новейших исследований трех докладчиков, которые утверждали, что первая жена Эйнштейна действительно участвовала либо “только” как математик, либо, возможно, даже на уровне идей в создании “теории относительности ”». Двумя из этих трех докладчиков были Трёмель-Плётц и Уокер. Третьим, по словам Чиу, оказался физик и историк физики Абрахам Пайс из Нью-Йорка, присоединившийся к конференции по телефону. Однако Пайс не назван среди семи участников официальной программы заседания, и нет сведений, что он звонил во время этого заседания. А если бы и позвонил, он наверняка бы не поддержал позицию Трёмель-Плётц и Уокера. Пайсу ранее направляли рукопись немецкого издания книги Трёмель-Плётц, и его мнение известно: «То, что написано о роли Милевы в отношении научной производительности Эйнштейна, удивляет и поражает. Я не нашел ни одного убедительного доказательства, что утверждения автора в этом отношении опираются на факты».
Эдит Борхардт, профессор германистики из университета Миннесоты, переводчик книги Чиу, написала к ней предисловие, в котором предвосхищает некоторые спорные положения автора, в том числе то, на что обратил внимание Пайс, но и добавляет кое-что от себя. Например, в отношении статьи 1905 года по специальной теории относительности Борхардт пишет: «Трбухович-Гюрич убеждена, что Милева не просто вдохновляла Эйнштейна, но и создала математическое обоснование его теории». Здесь она повторяет утверждение, сделанное Трбухович-Гюрич, которому та не приводит никаких доказательств, хотя несколькими страницами позже цитирует безосновательное заявление Питера Мишельмора на ту же тему в его беллетризированной книге «Эйнштейн: профиль человека». Мишельмор, известный журналист, используя художественный стиль, очевидно, не счел необходимым приводить доказательства явно выдуманным словам и ситуациям; несомненно, он бы ужаснулся, узнав, что есть значительное количество авторов, которые восприняли их как исторические факты.
Аналогичным образом чуть позже Борхардт использует Андреа Габор. Процитировав мнение Джона Стэйчела о предполагаемом вкладе Марич в научную деятельность Эйнштейна, Борхардт пишет:
«Утверждение [Габор] отличается от точки зрения Стэйчела, поскольку она уверена, вслед за биографом Эйнштейна Питером Мишельмором, что Милева “была математиком не хуже Марселя [Гроссмана]”».
Это звучит, словно Габор самостоятельно пришла к такому же выводу, что и Мишельмор, хотя на самом деле она просто цитирует его через Трбухович-Гюрич. Складывается забавная ситуация: один автор (Борхардт) цитирует другого автора (Габор), которая, в свою очередь, цитирует третьего (Трбухович-Гюрич), а та, в свою очередь, цитирует четвертого (Мишельмора), чье утверждение на этот счет очевидно ошибочно.
Склонность Борхардт использовать косвенные свидетельства вне зависимости от их достоверности хорошо видна, когда она приводит слова некоего Миленко Дамьянова, старшего родственника подруги Милевы, Миланы Бота-Стефанович, с которым беседовала Мишель Закхейм в конце 1990-х годов: «Как математик Милева была лучше мужа». К этому бездоказательному утверждению Борхардт пристраивает следующее, в равной степени ненадежное: «Это мнение разделял д-р Любомир-Бата Думич, который писал, что Милева делала за Эйнштейна все математические вычисления, особенно те, что касались теории относительности» (см. главу 6).
Несколько ранее Борхардт даже идет дальше этих абсурдных утверждений, опираясь на якобы научную биографию Милевы в поддержку ее истории. Она приводит фрагменты из пьесы Виды Огненович «Милева Эйнштейн» 1999 года, которые способны, по словам Борхардт, рассказать всем о значительных событиях в жизни Марич, в том числе и «личной и профессиональной борьбе, которую ей пришлось выдержать ради научной карьеры». Борхардт продолжает: «В частности, ей пришлось убеждать д-ра Вебера, профессора физики Цюрихского политехникума, разрешить ей посещать его занятия, поскольку сдала вступительные экзамены и намеревалась записаться на его курс». Неудачное начало. Марич не сдавала вступительных экзаменов (у нее в этом не было необходимости, поскольку имела на руках аттестат зрелости – см. главу 9), и поскольку она поступила на отделение, где готовили преподавателей физики и математики, курс физики профессора Вебера (на втором году обучения) ей просто полагалось прослушать. Далее (в пьесе) следует сцена, в которой, как описывает Борхардт, Вебер «дает понять [Милеве], что “университет – не пансион благородных девиц”… Он продолжает свою тираду, ссылаясь на закон природы, “которая создала женское существо таким образом, что они не в состоянии понять суть абстрактной науки”». Однако «Милева настаивает на зачислении в университет Цюриха, поскольку равенство мужчин и женщин… было правом, гарантированным в Швейцарии тридцать лет назад». Вебер продолжает разглагольствовать дальше, «предупреждает ее, что получение ученой степени «окажется слишком тяжелой ношей для слабых женских плеч»», и «наконец признается в присутствии студентов мужского пола (Альберта Эйнштейна, Марселя Гроссмана и Якоба Эрата): “Господа, хочу, чтобы вы знали! Эта юная леди – педагогический грех моей жизни! Она – первая студентка-физик в истории нашего серьезного и консервативного заведения!”»
Беспокоит не только то, что этот исторический абсурд подается читателю как обоснованное свидетельство наличия барьеров, которые должна была преодолеть Марич ради получения высшего образования даже в Швейцарии. Он также предельно четко показывает суть интенсивной фальсификации истинных фактов жизни Марич, особенно в отношении научных достижений Эйнштейна, получившей распространение в недавнее время.