Тут есть искушение представить статическую температуру как фактическую, а разницу между статической и полной температурой объяснить при помощи красивого, хоть и немного притянутого за уши сравнения с квантовой физикой, где, как известно, акт измерения способен изменить измеряемый объект. Однако в случае с полной температурой термометр не виноват. Нос самолета и передние кромки крыльев являются так называемыми «точками торможения потока». Их поверхности действительно разогреваются до той температуры, которую показывает термометр.
Нагревание, создающее немало проблем конструкторам сверхзвуковых лайнеров, может приносить и пользу. Топливо в крыльях самолета во время полета сильно охлаждается, и нельзя допускать, чтобы его температура опускалась ниже определенного уровня. Обычно горючее замерзает при температуре минус сорок градусов. (Не важно, по какой шкале – в этой точке Цельсий и Фаренгейт пересекаются.) Статическая температура за бортом, как правило, значительно ниже – но полная температура значительно выше. Так воздух и скорость выручают пилота: если топливо начинает замерзать, можно его подогреть, просто поддав газу.
Полеты переворачивают наши представления о расстоянии, высоте, температуре – и главное, о скорости. Для обычного человека скорость – это просто быстрота перемещения по земной поверхности. Но если спросить у пилота: «Какова скорость вашего самолета?» – он, подумав, ответит: «Смотря как считать».
В небе существуют четыре основных вида скорости. Первый – приборная воздушная скорость. Для наглядности ее можно описать так: эту скорость ощутит ваша рука, когда вы высунете ее из окна движущейся машины. В большинстве случаев приборная скорость совсем не равна истинной воздушной скорости, то есть скорости перемещения самолета относительно окружающих его воздушных масс. Третий вид скорости – это путевая скорость, быстрота перемещения летательного аппарата над землей. Эта скорость ближе всего к привычному нам пониманию движения, но для описания воздушной жизни самолета она не годится. Путевая скорость может расходиться с приборной и истинной на сотни миль в час. И наконец, есть число Маха – истинная скорость, поделенная на скорость звука.
Отношения между этими скоростями настолько запутанные, что проще всего рассматривать каждую из них по отдельности. На дисплее в кабине четыре скорости высвечиваются в разных местах или в разное время. Бортовой компьютер может показывать скорость мелким шрифтом, когда данные о ней становятся не нужны пилоту, или сделать так, что переключатель, который только что управлял одной скоростью, будет управлять другой. Компьютер может даже самостоятельно убрать какую-либо скорость с дисплея и заменить ее на более подходящую на данном этапе полета.
Математиков иногда спрашивают, как рождаются их открытия – в результате кропотливых исследований или внезапных озарений? Я задаюсь тем же вопросом о понятии воздушной скорости. Вспомнить бы – как я осмыслял словосочетание «приборная воздушная скорость», когда еще не начал летать? Скорее всего, оно казалось мне странным. Зачем нужна какая-то особая
Чтобы объяснить разницу между приборной и истинной воздушной скоростями, вернемся к примеру движущегося автомобиля и вытянутой из его окна руки. Допустим, в безветренный день вы едете по дороге, расположенной на уровне моря, со скоростью пятьдесят миль в час. Высунув руку из окна машины, вы почувствуете определенное давление воздуха. А теперь представьте, что вы едете с той же скоростью, но по высокогорью. Из-за разреженности воздуха на вашу руку будет воздействовать меньшее количество частиц, и вам будет казаться, вы движетесь со скоростью всего сорок миль в час. Таким образом, пятьдесят миль в час – ваша истинная скорость, а сорок – приборная.
Самолетные спидометры похожи на руки, высунутые из окна машины, – они расположены по обоим бокам судна в зоне идущих от пропеллеров воздушных потоков. Спидометры чувствуют на себе воздействие воздуха и измеряют его силу. Из полученного результата они вычитают давление неподвижного воздуха (то есть тот самый вес воздуха, открытый Галилеем). Кстати говоря, именно это давление измеряют высотомеры. Можно сказать, приборная скорость – это попросту добавочное давление, которое движение придает воздуху, разница между тем, что чувствует ваша рука внутри и снаружи автомобиля.
Получается, приборная скорость – вообще не скорость в нормальном повседневном понимании этого слова. Это скорее ощущение продвижения сквозь воздух. Правильнее бы было назвать ее «силой воздуха» или «чувством воздуха». На некоторых старых самолетах, индикатор приборной скорости – просто маленькая панель со стрелкой, которая под воздействием воздушного потока указывает на ту или иную цифру, прибор не намного сложнее тех кирпичей на веревочках, что некоторые шутники вешают на метеостанциях с пояснениями типа: «Кирпич качается – ветрено».
Приборная скорость приблизительна, относительна, но очень важна для пилота. Именно приборная, а не истинная скорость подскажет ему, насколько приподнимется крыло во время полета. Поэтому самолет просто нашпигован индикаторами приборной скорости, и проверка их исправности и синхронной работы является одной из важнейших предполетных процедур. Этим объясняется и то, почему при посадке в ветреный день вы слышите, как гул моторов то утихает, то усиливается. Если в лобовое стекло вашей машины ударит внезапный порыв встречного ветра, ваша рука, выставленная в окно, ощутит резкое увеличение приборной скорости. В самолете в такие минуты показатели приборной скорости прыгают вверх. В ответ летчик уменьшает тягу, чтобы привести скорость к рекомендованному порогу. Когда ветер стихает, пилот снова увеличивает тягу.
В небе многое не так, как на земле. Чем выше поднимается самолет, тем более значительной становится разница между приборной и истинной скоростью. Чтобы приборная скорость на больших и малых высотах оставалась постоянной, то есть чтобы крылья все время обтекала постоянная масса воздуха, самолету, летящему на большой высоте, приходится лететь с бо́льшей истинной скоростью. Она может достигать пятисот узлов, а приборы в это время будут показывать почти в два раза меньше – около двухсот семидесяти узлов. Самолет, который набирает высоту с постоянной приборной скоростью, на самом деле все время ускоряется. Закончится этот сеанс небесной магии, только когда самолет начнет снижение.
Путевая скорость добавляет к нашей истинной скорости силу ветра. Она включает в себя не только нашу собственную скорость, но и скорость движения воздуха, который несет нас над землей. Этот тип скорости наиболее «земной», поэтому именно ее показывают экраны в пассажирских салонах. Представьте себе два судна, плывущих по быстрой реке в противоположных направлениях. Их скорость движения относительно водной поверхности, то есть их истинная скорость, одинакова, однако, глядя на них с берега, такого не скажешь. Судно, вынужденное бороться с течением, будет двигаться медленнее, в то время как другое судно будет просто лететь по волнам.
У двух самолетов, летящих на одной высоте, в противоположных направлениях (один – по направлению струйного течения, другой – против) приборная скорость может быть одинакова, поскольку на их датчики воздействует одинаковое количество воздушных частиц. Их истинная скорость – скорость по отношению к окружающей их среде – тоже может быть одинаковой. Но разница в их путевой скорости может доходить до трехсот миль в час, потому что одного из них воздушный поток несет, а другого – тормозит. При сильном попутном ветре путевая скорость может превышать скорость звука, но сам самолет будет двигаться внутри воздушного потока со скоростью, далекой от сверхзвуковой.
Во время полета путевая скорость пилоту не нужна. Но когда самолет только поднимается в воздух, знать ее жизненно необходимо. При взлете приборная скорость показывает, когда судно может отрываться от земли, а путевая – когда кончится взлетно-посадочная полоса. В жарком климате и высоко над уровнем моря воздух более разреженный. В таких случаях, чтобы почувствовать воздух в крыльях, самолету понадобится бо́льшая длина разбега или помощь вспомогательного двигателя. Лайнер, взлетающий на приборной скорости в сто семьдесят узлов в горном Денвере или в пышущем жаром Эр-Рияде, должен двигаться гораздо быстрее, а значит, взлетно-посадочную полосу он пройдет быстрее, чем на той же приборной скорости в равнинном Бостоне. Это одна из причин, почему из стран Ближнего Востока дальнемагистральные рейсы отправляются ночью, когда воздух хоть немного прохладнее.
Другой источник взлетно-посадочных хлопот – ветер. Стоит оторваться от земли, как его потоки создают нечто вроде кокона. Воздух вокруг воздушного шара будет абсолютно спокойным, даже если шар несет сильный ветер. Приборная и истинная скорость у такого воздушного шара равна нулю, а путевая скорость равна скорости ветра. В таком же коконе оказывается и летящий самолет. Но на земле ветер будет трепать его так же, как ветви деревьев или воздушный шар на привязи.
Индикаторы воздушной скорости не могут отличить обычный порыв ветра от потока, несущего летящий самолет. Когда двигаешься по рулежке в ветреный день, они могут пробудиться к жизни, стоит лишь случайно повернуть по ветру, и так же внезапно утихнуть при смене направления. Индикаторы могут показывать положительную скорость, даже когда самолет стоит на месте – такую же скорость «зарегистрирует» ваша рука, если вы высунете ее из окна неподвижной машины в ветреный день. В воздушном смысле такой стоящий самолет уже начал движение.
Вопреки распространенному мнению, попутный ветер не всегда друг летательному аппарату. Он хорош вдали от взлетно-посадочной полосы, когда подхватывает самолет, как воздушный шар, и несет его, добавляя скорости. Но пока ты не оторвался от земли, ветер в спину – это последнее, что тебе нужно. Когда едешь по взлетной полосе со скоростью десять узлов при скорости попутного ветра десять узлов, твоя воздушная скорость равна нулю, а между тем полоса под колесами шасси заканчивается. А вот встречный ветер на взлете – это подарок. Самолет, неподвижно стоящий при встречном ветре в десять узлов, уже на полпути к взлету.
Пилоты любят встречный ветер и при посадке. Попутный ветер при снижении увеличивает путевую скорость, отчего «съедается» нужный для приземления кусок полосы. Именно поэтому авианосцы всегда разворачиваются против ветра и прибавляют скорость – они ищут желанный воздушный поток или создают его сами. На суше по взлетно-посадочной полосе можно двигаться в двух направлениях, и полос в аэропортах часто бывает множество – на случай любой причуды ветра. Если ветер резко меняется, то все вылеты и посадки могут немного задержать, чтобы дать диспетчерам возможность перенаправить воздушный трафик. Так невидимые воздушные потоки определяют, каким будет ваше прибытие, воздушные боги решают, каким предстанет перед вами город, в который вы спуститесь с небес.
Наконец, каждый пилот знает, что такое число Маха. Это словосочетание до сих пор звучит для меня как что-то из научной фантастики. Число Маха – это отношение скорости самолета – истинной, не приборной – к скорости звука в той среде, где он летит. Число Маха – это, по сути, даже не скорость, а формула, единиц измерения у нее нет.
Когда в школе я впервые столкнулся с понятием «скорость звука», то решил, что мы изучаем ее только потому, что используем звук как средство связи. Или потому, что так мы можем понять, почему видим молнию до того, как слышим раскат грома. Годы спустя я, конечно, понял: самолеты подчиняются тем же законам природы, что позволяют нам слышать шум грозы и музыку Бетховена. Наш интерес к скорости звука неслучаен. Звук по-разному распространяется в железе, резине, дереве (и во всех этих средах он перемещается быстрее, чем в воздухе). То, что мы называем звуком, – это волны, доносящие до нас оперную арию, перестук дождевых капель или рев реактивного двигателя, увековеченный Джони Митчелл в «Амелии» – «печальная дикая песня».