Я пытался понять, что же мне напоминают эти мои маневры. Двигался я, как звездолет из малобюджетного фантастического фильма, угодивший в полосу астероидов. А по ощущениям это было похоже на гигантский слалом. Резко влево, резко вправо и вниз. Я лихо облетал мягкие воздушные кочки. Я повернулся и взглянул на свою приятельницу. Она улыбнулась и показала мне два больших пальца вверх. Инструктор тоже явно был доволен. После того как мы приземлились, он сказал, что очень любит такие полеты с пилотами-новичками, над которыми не нависают ни экзаменационные страхи, ни должностные инструкции.
С тех пор меня часто тянет так порезвиться – полетать вровень с облаками. Маленькое облачко может быть всего несколько десятков метров в длину. Это больше, чем самые маленькие самолеты, на которых мне приходилось летать, но меньше «Боинга-747». Наверное, мой мозг, каждый день неусыпно следящий, чтобы тело нигде не застряло, ни обо что не ударилось, рад развлечься, помогая мне нырять между гигантскими белыми глыбами – невесомыми почти до бесплотности, но на вид тяжелыми, как горы.
Еще приятнее лететь прямо сквозь облако. Врезаться в эти грандиозные воздушные замки, словно они не более чем мираж, или словно ты сам стал бесплотным духом – для пилота-новичка совершенно особое удовольствие. Бывают облака меньше самолета, бывают размером с город, бывают трехмерные облака, подобные небесным озерам, – влетаешь в них и погружаешься в молочную пустоту. Но это не совсем пустота. Достаточно легкой тряски, чтобы вспомнить, что это просто другое небо и облака образуются не просто так. Вылетаешь из облака с другой стороны – и ты снова в привычном мире.
Больше всего я люблю кучевые облака. Именно про них сочиняют романтические песни. Именно они плывут по небу на картинах рококо и по потолкам Общественной библиотеки Нью-Йорка и Версальского дворца. Но даже у беспечных кучевых облаков есть свое достоинство, своя солидность – особенно хорошо это видно из окна самолета, откуда можно наблюдать за тем, как они формируются и растут. Если вы когда-нибудь ездили смотреть на китов, то вам будет знакомо чувство, которое испытываешь, двигаясь среди облаков – восхищение невозмутимыми гигантами, неспешно следующими мимо по своим делам, даже не замечая вас, суетливых малявок. Гигантами, будто обитающими в ином времени.
Но сколько бы радости ни доставляли кучевые облака молодым пилотам, витать в них без нужды «Боинг-747» не станет. Мы залетаем в облака только на взлете и при посадке, а в остальное время видим их сверху – они появляются за окнами кабины как приятный сюрприз. С крейсерской высоты кажется, что их белоснежные полукружия – как раз такие, какими их рисуют дети, – висят удивительно низко. Как и фейерверки, если смотреть на них из самолета, кучевые облака принадлежат больше земле, чем небу.
Когда смотришь на них сверху вниз, как обычно они смотрят на нас, понимаешь, что облачно сегодня там, на поверхности, а не здесь. Я думаю, что, когда выйду на пенсию, больше всего буду скучать по этой привычной картине – по толпящимся в воздухе белым кучевым раздумьям английского неба, по земле, выглядывающей из-под своего водяного полога.
Иногда облака образуются над землей в самый разгар жары, но над морем небо остается удивительно чистым. В один прекрасный летний день, в первый мой год на «боинге», я следовал из Лондона в Нью-Йорк. Все небо над Корнуоллом, Девонширом и Южным Уэльсом было усеяно тучами, а над морем, плескавшимся здесь же, не было ни облачка. Те тучи были автопортретом земли, созданным поднимавшимися от нее потоками тепла, картой ее туманов и в каком-то роде – песком в сюрреалистических небесных песочных часах, струившимся вверх по мере того, как близился к закату день. Часто такие облачные пейзажи формируются над грядами островов в океане. И тогда земной архипелаг отражается в небесном. Из самолета облачные острова замечаешь задолго до того, как долетишь до тех, что возвышаются над водой.
Но случается, что и над океаном встречаешь стайку кучевых облаков, каждое бросает на водную синеву маленькое пятнышко тени. Поблизости – ни земли, от которой их могло бы отнести ветром, ни зон турбулентности, что могли бы их создать. Глядя на них, как на одинокое дерево посреди поляны, так и хочется спросить: «Откуда вы здесь взялись?»
Инверсионные следы самолетов покрывают до 5 % загруженных воздушных трасс. По сути, это создаваемые людьми облака. Их пилоты тоже могут наблюдать с неожиданной стороны. Иногда самолет, летящий под нами, проходит сквозь облако, горячая струя от двигателей образует в нем борозду – и самолет оставляет не белый след на голубом, а голубой на белом. Редкое зрелище – можно сказать, антиинверсионный след.
Иногда, при сильном порывистом ветре, инверсионный след заносит впереди нас, и его прямая линия сбивается на каракули турбулентности. Бывает и так, что сильный бриз подхватывает наш след целиком и относит его прочь с линии нашего маршрута – и по небу летит в дальние дали привет от самолета. С земли такую игру ветра можно наблюдать, когда инверсионный след вдруг быстро поворачивается относительно какого-нибудь высокого и неподвижного объекта – линии электропередач или вершины дерева.
В безветренную погоду инверсионный след долго висит в воздухе. Тогда на загруженных трассах можно видеть целые ряды белых полос, аккуратно выстроенных в воздухе, как огромный штакетник. В лунные ночи, когда два самолета летят параллельными курсами, их следы выглядят смутными туманными полосами, уходящими за горизонт. И можно подумать, что один след лишь отражение другого.
Я расстраиваюсь, когда впервые лечу над какими-нибудь живописными краями – юго-востоком США, Гренландией, Ираном – или просто над страной, где я раньше никогда не был, а внизу все затянуто сплошными тучами. Или когда в течение всего полета в небе нет ни одного просвета. Однако это зрелище лишний раз напоминает нам: над всякой хмарью можно подняться. Многие пассажиры и даже пилоты часто забывают, насколько это легко – и важно. Из самого серого утра, с самой скучной деловой встречи, из самой длинной очереди можно взмыть ввысь и увидеть наполненный светом мир.
Если самолет тяжелый и медленно набирает высоту, или трудно определить границы зоны облачности, мы пробираемся наверх не спеша, постепенно, как всплывающая из глубины подводная лодка. Ели же самолет набирает высоту легко, а верхняя кромка облаков видна ясно, то мы выскакиваем наверх, как резиновый мячик, который удерживали под водой, а потом отпустили. Облака появляются в результате возмущения воздушных потоков, поэтому, вылетая из них, вылетаешь и из зоны турбулентности – в чистое и спокойное небо; потому и чистое, что спокойное.
Полет в пасмурный день – своего рода мерило летной карьеры. Когда ты осваиваешь азы управления самолетом, облаков избегаешь. Потом ты учишься летать сквозь них, ориентируясь по приборам. А спустя какое-то время начинаешь управлять большими авиалайнерами, которые взмывают над любыми тучами. Я очень хорошо помню, как начал учиться летать по приборам. В тот день мне впервые разрешили проходить сквозь облака, а не уворачиваться от них и не пережидать на земле. В тот же день я впервые получил право воспользоваться настоящим каналом связи, общим для всех самолетов, пролетающих на юго-востоке Англии. И впервые самостоятельно вызывал «Лондон-центр».
Просто удивительно, сколько облачных слоев лежит над миром – и у каждого свой неповторимый оттенок, каждый живет своей жизнью. Мы поднимаемся сквозь облака, словно на лифте огромного небесного здания, и что ни этаж – новые чудеса. Чем выше, тем тоньше слои облаков, часто сквозь один можно разглядеть другой, тот, что пониже. Самый верхний облачный слой выглядит как поземка, метущая высоко в небе. На разных высотах такие поземки будут двигаться с разной скоростью – набегающие друг на друга, скользящие по всему небу и необъятные, как это небо, водяные покровы.
У подножия облачного здания может нести свои воды океан, в котором острые клыки айсбергов впиваются в парящие над водой туманные фантомы. Из окна самолета можно увидеть немало таких фантастических и в то же время абсолютно реальных пейзажей, похожих на ожившие грезы.
Представьте себе изумительный красный закат и спрячьте его за серыми-пресерыми, мрачными-премрачными облаками. Такой закат всегда кроется за тучами, мы просто об этом забываем. Бывает, поднимаешься вечером сквозь облака – и внезапно вырываешься из сумерек и попадаешь в царство ослепительного багряного сияния. Словно кто-то повернул гигантский рубильник, и мир из черно-белого стал цветным. Солнечный свет и сам похож здесь на облако, на новое агрегатное состояние воды, которое мы только что открыли. Цветом закатное солнечное облако напоминает внутреннюю ткань некоего гигантского организма. Будто видишь изнанку вселенной.
Художница Джорджия О’Кифф боялась летать, но ее сердце покорили виды облаков из самолетного иллюминатора. Она рисовала их со страстью почти религиозной. «В полете, даже при самой обычной погоде, можно увидеть столько удивительного, такие поразительные цвета, что поневоле начинаешь верить в мечты», – вспоминала она. Когда у меня случаются перерывы в полетах, и я с тяжелыми сумками, у которых вот-вот оборвутся ручки, бреду из магазина домой сквозь промозглые ноябрьские сумерки, то всегда стараюсь помнить, что бескрайнее море ослепительного света, возможно, прямо сейчас разливается у меня над головой, просто скрытое облаками.
Когда идешь на посадку, мир сжимается и усложняется одновременно. Метаморфозы происходят в двух измерениях – вертикальном и горизонтальном. Чем ближе мы к земле, тем больше подробностей ландшафта различает глаз. А в горизонтальной плоскости леса и луга сменяются деревнями, те переходят в пригороды, а из пригородов выбегают шоссе, ведущие прямиком в город. Вот таким «двойным наплывом» встречает тебя земля.
Плейслаг случается оттого, что наше сознание не поспевает за самолетом. Когда в погожий денек наблюдаешь в иллюминатор за приближающимся городом, мозг еще можно обмануть – картинка перед твоим взором меняется постепенно, по всем законам перспективы, и можно притвориться, что ничего странного не происходит. Но когда город внезапно выпрыгивает из-за туч, то глаза тебе уже не помощники. Вот они были закрыты. А вот открылись, но ты в другом месте.