— Как ты смеешь, холоп, с государыней так разговаривать?! — прошипела Евдокия Федоровна.

— Холоп, говоришь, — ухмыльнулся Федор Юрьевич. — А только на Руси я теперь для всех батюшка. Царем Петром за хозяина поставлен. Так что в моей власти, кого захочу казнить, а кого миловать.

— Матвей! — разошелся князь не на шутку.

— Тут я, Федор Юрьевич!

Огромного роста, с кудлатой нечесаной головой, он едва не упирался макушкой в свод, но в сравнении с князем, гордо выставившим вперед упругое брюхо, выглядел ярмарочным карликом.

— Ивовые розги замочил?

— Замочил, боярин, — охотно откликнулся Матвей. — Три часа в соляной бочке лежали. Ими как махнешь, так кожу тотчас рассечешь, — с затаенным восторгом протянул он. — А ежели понежнее как у боярышни, к примеру, — отыскал он хмурым взглядом девицу, выглянувшую из соседней комнаты, — так язвы посерьезнее будут. С месяц не заживут, а потом еще и рубцы останутся.

— Слыхала, матушка? — с угрозой переспросил судья Преображенского приказа. — А теперь давайте государыню под белые рученьки да в пыточную палату спровадим, пусть отцу Матвею исповедуется, — толстые губы князя неприятно скривились.

Солдаты, стоявшие за спиной Федора Юрьевича, неловко выступили вперед.

— Батюшки свят! — воскликнули боярыни, обступив государыню. — Помрем тут, а цареву не отдадим!

— А ну прочь, юродивые! — прикрикнул Федор Юрьевич. — Коли не желаете, чтобы я вас вместе с государыней высек!

— Что ты хочешь, ирод? — холодно произнесла государыня, с ненавистью глядя на князя.

— Признайся, что согрешила со Степаном Глебовым. А то выпорю!

— Грешна, — с вызовом произнесла царевна. — И что с того? Не ты мне судья! Степан Глебов мил мне. А теперь прочь с дороги!

— Это еще не все, государыня, — торжествующе улыбнулся Федор Юрьевич, поправляя поясок, сползший с крутого брюха. — Ты должна отправиться в монастырь по воле нашего государя и батюшки Петра Алексеевича.

Государыня обожгла горячим взглядом князя Ромодановского и отвечала зло:

— А вот этого не дождешься! Пойди прочь! Боярыни, пойдемте в яблоневый сад.

— Пропустите царевну! — махнул рукой князь Ромодановский и отступил в сторону.

Подняв высоко голову, Евдокия, поддерживаемая боярынями да мамками, гордой павой проплыла сквозь толпу.