Смутилась монахиня, но отвечала твердо:

— Называла его соколом да голубем сизокрылым, а себя при нем — голубкой. Говорила, что дождаться не могла, пока свечереет.

— Сколько раз он приезжал?

— Видела его три раза. А когда уходил, так государыня его до самых монастырских ворот провожала.

— При патриархе все это скажешь?

Монахиня только вздохнула:

— Как не сказать…

— Грамоте обучена?

— Знаю, князь.

— Черкни вот здесь, сестра, — пододвинул Ромодановский бумагу.

Тонкие пальцы монахини неуверенно оплели гусиное перо, и заостренный кончик аккуратно вывел закорючку.

— А далее что? — с надеждой спросила инокиня.

— Эх, мягок я, сестра. Мне бы тебя с крысами подержать, чтобы неповадно было в следующий раз правду утаивать. Матвей, проводи нашу гостью до ворот. Пускай к себе в монастырь направляется.

Монахиня продолжала стоять, искусав до красноты губы:

— Сына… не тронешь?

— Не трону, сестра, в монастырь отведу. Ну чего стоишь? — насупился князь. — Топай, пока я не раздумал!