Мог поспорить, что одноглазый тоже преотлично чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Но я уже успел понять: журналист – это диагноз. Но если обычный человек осиное гнездо обойдет стороной, репортер с интересом воткнет в то палку. Потому что любопытство у корреспондентов сильнее инстинкта самосохранения. Эта прошивка, видимо, в базовых настройках писательской профессии…

– Из-за пожара в музее, – как ни в чем не бывало отозвалась демоница и змеиным броском цапнула остатки копченостей с тарелки.

– Эй! Ты же сказала вечером, что объелась и садишься на диету! – возмутился такому рейдерскому захвату Юрик.

– А я и села, – заверила Кари и добавила: – Но если женщина хочет шпика, то она всех убедит, что это сало диетическое! – и тут же, резко сменив тему, бестия добавила: – Так почему ты сказал, что в музее был поджог?

Она явно уходила от темы. Но я не стал давить. Главное, что нервный срыв случился. И подконтрольно. А что до тайн – я подожду, когда бестия сама захочет ими поделиться.

– Я сказал «не совсем обычный пожар». Но это сугубо мое личное мнение. С абсолютной точностью тебе скажут только пожарные дознаватели, когда возьмут пробы и смывы с пепелища и отправят их на хроматографию. И то не факт, что это что-то даст. Я же могу лишь поделиться подозрениями, а их к делу… – начал и, оборвав сам себя, добавил: – Это только уважаемые диванные эксперты могут категорично и однозначно утверждать о поджогах, находясь в соцсетях.

– А почему ты решил, что музей горел не совсем обычно? – прищурившись единственным глазом, уточнил Юрик.

– Высокая тепловая нагрузка… Плюс ускорители: как будто всю горючку специально, загодя, в одно место снесли… Хотя, может, и специально: ремонт же строители закончили, – подумав, ответил я.

– Что это значит – тепловая нагрузка? – подперев подбородок рукой, спросила демоница и нахмурилась.

– Слишком высокая температура у огня, нехарактерная, – произнес, вспоминая, что именно из-за этого и произошел взрыв, которым Веню так приложило, что аж отправило на больничную койку.

Поэтому-то я так много и думал об этом долбаном музее. И хотя мое дело было тушить, а не проводить экспертизу, в том, что касается пожаров, у меня был немалый опыт. Чуйка, которая вопила благим матом, что здесь что-то нечисто.

Но во всем остальном пожар просто образцовый. О чем и сказал этим двум журналюгам, которые смотрели на меня с одинаковым выражением лица. С таким обычно инквизиторы обещают ведьме применить разом все пытки, если сейчас же не признается (в подробностях!) во всех смертных грехах оптом.

Я проигнорировал этот немой вызов и задал встречный вопрос:

– Карина, а почему тебя так заинтересовал этот музей?

– Чутье, – короткий ответ демоницы заставил поперхнуться чаем. Что, и у нее тоже? А она как ни в чем не бывало продолжила: – Уж больно интересно, почему сразу поле того, как в результате пожара сгорела картина не особо популярного Лакронова, всплыло полотно Брюллова.

– А поподробнее? А то я не выкупаю общей картины, – потребовал Юрик.

– Не выкупаешь – возьми кредит, – посоветовала фурия, обводя мрачным взглядом пустой стол, на котором сало закончилось, а с ним и благодушие Кари.

– Не дождешься! Я не стану делать себе эту финансовую клизму, чтобы на краткий миг получить денежное вливание, которое после очистит весь мой кошелек до дна, – глубокомысленно изрек одноглазый и ультимативно добавил: – Или ты рассказываешь мне все по-хорошему, или по-плохому. Поддубник, во что ты опять ввязалась?

– Юрик, тебе никто не говорил, что ты иногда пошляк и вообще тяжелый человек? – тут же парировала демоница.

– Я? Тяжелый?! Ха! У тебя просто не было хорошего домкрата, – не остался в долгу одноглазый.