Книги

Трудный переход

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слушаюсь, — раболепно кланяясь, отвечал Сайлыбай. — Я выполню все, как вы приказали. Да поможет вам аллах!

— Молись аллаху, но надейся только на самого себя. Спрос с тебя будет суровый, — движением руки Алдажар позволил старшине уйти. Вслед добавил:

— Заколи черного барана: надо сделать жертвоприношение предкам. Будем просить их о помощи и удаче в пути. И пусть сородичи видят, как мы чтим обычаи и законы шариата.

Сайлыбай ушел. Оскорбления, презрительный тон Алдажара ничуть не унизили его. Не раз гуляла байская камча по спине старшины, поэтому и согнулась она раньше времени, словно в ожидании новых ударов. Многое пришлось вынести ему, прежде чем получил власть над аульной беднотой. Теперь Сайлыбай жил сытно, плетку свою он цепко держал в мозолистых руках и больше смерти боялся, что новая власть отнимет у него то, что досталось такой дорогой ценой.

V

У небольшого озерка, впитавшего в себя влагу дождей и талых снегов, радужным полукругом раскинулись юрты.

…Караман и старый Калкаман медленно поднялись на сопку. Вечерело. Лучи заходящего солнца, словно перепрыгивая с волны на волну, загорались и гасли в серебристой озерной ряби. К аулу тянулись отары овец, косяки лошадей, стада верблюдов и коров. Все это сливалось в цельную картину, близкую и знакомую сердцу каждого степняка. Караман задумчиво смотрел на густую завесу пыли, длинным шлейфом тянувшуюся за гуртами скота. Вот так, за стадами, среди клубящейся пыли, шли его прадеды, деды и отец. Когда-то и он, босоногим мальчишкой, впервые взял в руки длинный чабанский кнут и посох. Он полюбил нелегкий чабанский труд: перегоны на высокие горные джайляу, ночи в степи у костров в короткие часы отдыха и вечный путь.

Старый Калкаман, отслужив вечерний намаз, поднялся с колен и подошел к Караману.

— Отец! — обратился к нему, указывая вниз, Караман. — Посмотрите, сколько отар. И все это принадлежит одному Алдажару. У него десять таких аулов, как наш. Ни мор, ни голод не берет его скот. Отчего он так удачлив?

— Аллах дал богатство Алдажару, сынок. Этим мы и живем. А случись беда со скотом бая, что бы мы стали делать? — вопросом на вопрос ответил старик.

— Несправедливо, отец, все же. У одного всего много, а другой, чтобы купить своей любимой платок, должен целый год гнуть спину на бая.

— Так уж устроена жизнь, — пожал плечами Калкаман. — Не всем же быть богачами. Аллах дал каждому свою судьбу. Если не будет бедняков, таких как мы, кто будет пасти скот? Каждому свое, — наставительно закончил он.

— Отец! Ты многое повидал за свою жизнь. А чего хорошего имел от баев? Пас хозяйские отары в жару и мороз, выхаживал, берег. А баи, обжираясь на своих пирах, тебя награждали лишь плеткой да одаривали жалкими объедками.

Караман говорил мягко и спокойно: ему не хотелось обидеть старого отца.

— Что ж, видно, такая судьба мне выпала, — покорно ответил старик. — Много ли бедняку надо? Кусок мяса да пиалу кумыса.

— Чем же бедняк хуже богатого? Такой же человек. Только и различия: бай родится от бая, а бедняк от бедняка. Значит, отец, аллах несправедлив?

Калкаман нахмурился:

— Ой, сынок, не гневи всевышнего! Он знает, что делает, он все видит, все мы в его власти.

Сын замолчал и задумался. Как ему убедить отца? Ведь он всю свою жизнь прожил по этим проклятым законам, выдуманным жадными муллами, хитрыми биями, жестокими баями. Караман вспомнил, как в красной юрте рассказывали о Ленине, вожде всего трудового народа. Многое было новым, многое непонятным. Когда все вышли из красной юрты, он подошел к портрету, висевшему на степе, и долго, пристально смотрел в глаза этому человеку. Много раз его обманывали, и не только баи, такие же бедняки, как он. Обманывали не из корысти, а потому что были голодны, разуты, дрожали от холода в рваных чапанах. Его охватило непонятное волнение. От имени этого человека ему говорили только правду, не обещая райской жизни ни здесь, на земле, ни в потустороннем мире.