Жарлыбай смутился. Он уже не рад был, что высказал сокровенное. Поэтому постарался перевести разговор в шутку:

— Где ты, Караман, нашел такую умную жену? Все законы знает. Ей не бесбармак готовить, а Советом руководить да бумаги важные писать, — и, повернувшись к Зауре, в сердцах добавил:

— Пока в нашем захолустье дойдет до запрещения калыма, Бибигуль выдадут за сына Боташа — Ержигита. А я не хочу уступать ее никому. Ты бы лучше помогла мне встретиться с любимой. Знаешь, как это трудно?

— Ай да джигит! — засмеялась жена Карамана. Глаза ее озорно заблестели. — Молодой степняк в этих делах должен быть еще более решительным, смелым, находчивым.

— Ты не смейся, Зауре, — серьезно ответил Жарлыбай. — Однажды мне удалось договориться о встрече. Поздней ночью с Тышканбаем и Тогатаем пробрались к аулу Боташа. Лошадей оставили в ущелье и незаметно приблизились к юрте аулная. Друзья, понаделав шума, словно дикие куланы, припустили обратно. А я в это время, когда все аульные собаки бросились за ними, подполз к юрте с другой стороны. Бибигуль, хоть и дрожала, как листок тальника, ждала меня. Только и успели объясниться в любви. Она дала согласие бежать со мной, лишь бы не выходить за сына Боташа. Но нужно торопиться, отец Ержигита дает большой калым. Тогда нас едва не застали вместе. Успел лишь прижать ее к груди и попросил ждать моего сигнала. Едва ноги унесли. К Боташу без калыма не подступишься.

Рассказ Жарлыбая развеселил друзей.

— Ему-то хорошо. Он хоть девушку прижал к груди. А мы-то боялись вернуться битыми и без лошадей. Не горюй, Жарлыбай, мы поможем тебе. Не побоялись же мы собак и ружей джигитов Боташа. Только уж в следующий раз постарайся устроить свидание с Бибигуль как-нибудь потише и безопаснее для своих друзей! — хохотнул Тогатай.

— Можно и пригрозить Боташу новым законом. Ведь она не желает выходить замуж за сына Сайлыбая, а любит тебя. Не отдаст добром, что ж, придется украсть для тебя невесту, — развел руками Караман.

Молчавший весь вечер старый отец Карамана засмеялся, утирая заслезившиеся от смеха глаза:

— Как же так, сынок? По новым законам нельзя покупать жену за калым, а красть невест, значит, можно?

Джигиты, переглядываясь, замолчали. Выручила Зауре:

— Ата! Разве мало случаев подобных было в степи? Даже в преданиях рассказывается об этом. Ради любви можно пойти на все. Вспомните свою молодость!

…Над степью опускалась ночь. Яркие звезды и полная луна высветили небо. Пришла пора прощаться. Караман перед отъездом друзей еще раз напомнил им, как нужно держаться в эти дни: предупреждать о замыслах баев, чабанов, узнавать, когда и куда угоняют и собираются угнать хозяева отары овец и табуны лошадей.

Проводив гостей, Караман и Зауре присели у юрты. Он обнял, согревая, жену, и они еще долго сидели, вдыхая пьянящий аромат степных трав. Глядя на Зауре, Караман вспоминал, как еще совсем мальчишкой он увидел эти глаза. Увидел и с тех пор старался чаще попадаться ей навстречу, удивить ее своею удалью в байге, во всех степных играх быть первым.

Бездонный темно-синий купол над ними искрился серебристыми россыпями… Степь спала, только неуемный тихий ветерок, тревожа изредка молодые травы, шурша, замирал в их густой поросли.

Зауре, поняв его состояние, нежно склонила голову на плечо мужа.

«Как хорошо, — думал Караман, — что есть эта бескрайняя степь, о которой можно петь без конца, и ни одна песня не будет похожа на другую. И степь, и небо над ней всегда разные. А ветер, ласкающий степные просторы, звучит, как ласкающие струны домбры. И поля маков, похожие на стайки юных девушек — все это степь, родная и бесконечная. Были бы счастливы люди, живущие в этих просторах!»