Книги

Трудный переход

22
18
20
22
24
26
28
30

Алдажар не торопился с ответом. Степенно оглядел гостей, делая вид, что раздумывает над сказанным, посмотрел на Артыкбая — уважаемого аксакала-старшину одного из аулов Ахмета, и заговорил, словно для него одного:

— До сих пор степняки верили нам, защитникам народа. Теперь, получается, советчики им ближе: интересы простых степняков защищает новая власть, а не мы, радеющие о благе простых людей. Если на нашей земле появятся красные юрты, а многие из мусульман подвергнутся искушению богохульства и отступничества от веры, что мы сможем сделать, чтобы спасти наш народ? В красных юртах голытьбу будут науськивать против нас. Чекисты и сельсоветчики быстро расправятся с нами. Сейчас бедноту раздирают межродовые споры, вражда. Если устроить откочевку, это очень осложнит агитацию среди чабанов и батраков, работу красных юрт. Вот перед нами сидит уважаемый Артыкбай — старшина аула. Он, хоть и не богат, может повлиять на народ, его слова дойдут до бедноты скорее, чем наши.

Почтенного Артыкбая уважали за его честность и справедливость, готовность всегда протянуть руку помощи бедному и слабому, за ум и нетерпимость к несправедливости. Раньше его никогда не приглашали на сходки баев — теперь он понял, почему его вызвали в юрту Алдажара.

— Алдеке, — чуть подумав, отвечал аксакал Артыкбай, — вы ставите меня в неловкое положение, преувеличиваете мое влияние на степняков. До сих пор люди уважали нас, видели в старейшинах своих наставников. Если сейчас посеем смуту, это приведет к страданиям людей. Получится, что мы, злоупотребив доверием, обманем чабанов и батраков, В народе говорят: «Справедливые бии не имеют родственников, а несправедливые лишены чести».

Зная религиозность аксакала, бай Ахмет прервал его:

— Артеке, в вас мы всегда видели свою опору, и думаю, что вы и теперь не оставите нас в трудную минуту. Все, что сейчас творится в степи, исходит от неверных, от русских. Они посеяли в степи смуту, стравливают наш народ, стараются убрать с дороги всех, кто не угоден им, насаждают в степи свои порядки. Мало ли мы терпели притеснений при белых царях. Как эти кафыры унижали нас, издевались над нашим народом. Сейчас твердят о дружбе казахов и русских… Но мы мусульмане, а они, безбожники, хотят попрать нашу религию, разрушить мечети, заставить жить наших детей в неверии аллаху. Не бойтесь, Артеке, всевышний зачтет вам беседы с народом, если вы направите голытьбу по истинному пути. Найдутся и помощники. Мы об этом уж позаботимся!

Артыкбай промолчал, и баи подумали, что смогли уговорить аксакала.

А ас продолжался. Не часты праздники у простых степняков, не часто выпадает вдоволь отведать изысканных степных кушаний, полакомиться тающим во рту казы, сочным карта, ароматным чужуком, вдоволь попить хмелящего кумыса.

Долго продолжалось веселье в ауле бая Алдажара. Щедро наградил он победителей в байге: владельцу лучшего скакуна подарил целое состояние — три верблюда, пять коров, двадцать баранов, вышитый узорами из красного бархата чапан и отделанный серебром пояс — денмент. Не обидел бай и победителя в борьбе — палуан получил персидский, купленный у китайских купцов ковер.

Но уж совсем удивил своей щедростью и озадачил соплеменников Алдажар на утро последнего дня торжественных поминок.

Солнце едва осветило лысеющие сопки, когда старый бай еще твердой походкой взошел, сопровождаемый почтенным ишаном, баями и аксакалами на курган, где одиноко возвышался мазар его брата. Далеко-далеко отсюда были видны бескрайние зелено-золотистые степные разливы. Теплый, вольный ветерок, лаская их, нежно колыхал это безбрежное море. Каждое дуновение приносило с собой целую гамму опьяняющего степного дыхания.

Все становище Алдажара и многочисленные гости собрались вокруг кургана, и бай, воздав хвалу всевышнему, выступил вперед.

— Братья! — торжественно начал он. — Мы отдали дань памяти моему брату, и я благодарен вам за это. Долгие годы я был вашей опорой и защитой, свято чтил обычаи предков, делился с вами горем и радостью. Наступили смутные времена, брат идет против брата, друг против друга, попираются наши степные законы, казахи стали забывать священные законы ислама. Джут прошлого года — кара аллаха за вероотступничество и наши грехи. Сейчас, братья, в трудное для нашего народа время, мы должны быть как никогда сплоченными, помогать друг другу. Я знаю, как тяжело живется моим соплеменникам и, чтобы помочь вам, я решил наделить вас скотом, поделить его между родичами поровну. Сегодня же мои люди займутся этим. А завтра я и мои аулы откочуют в Караузяк, там и выгоны удобнее, и травы обильнее. Я стар, и мне многого не надо, доживу как-нибудь свою жизнь в покое. Мир вам, сородичи! — горестно вздохнул Алдажар.

Изумленные стояли степняки у кургана с возвышающимся на нем мазаром. Виданное ли дело, чтобы человек отказывался от такого богатства? Недоуменно поглядывали на бая богатеи и ишан. У многих возникло сомнение: в себе ли старый бай, сам себя пустил по миру. Но Алдажар властным движением остановил поднявшуюся было сумятицу.

— Это решение подсказал мне сам всевышний! Вещий сон я видел этой ночью. Сам брат являлся ко мне в образе барса. «Не в богатстве счастье, — сказал он мне. — Помоги бедствующим сородичам. Покинь на время эти джайляу, сюда придут мор и несчастья, откочуй подальше». Сказав так, исчез. И последнее слово скажу вам, сородичи, — продолжал растроганный собственными словами бай: — Когда всевышний призовет меня к себе, похороните меня на этом же кургане, рядом с братом…

Долго не могли заснуть в эту ночь сородичи Алдажара, обсуждая происшедшее у мазара и столь неслыханную щедрость, в которой они убедились днем. Разные пересуды шли в юртах, но все были довольны: время голодное, и щедрость бая была кстати.

Этой же ночью невдалеке от аула бая ехали по барханам Караман и старый чабан Казамбай. У берега Тенгиза они спешились, и джигит сказал чабану:

— Кажется, здесь.

— С кем же мы должны встретиться? — спросил Казамбай.

— Сюда должен приехать аксакал Артыкбай. Он хочет сообщить нам что-то важное, что нужно держать в тайне, и чтобы другие не знали о нашей встрече. Ему для дальней дороги нужен надежный человек. Вот я и подумал о вас.