— Живы-то живы… Да только приключения на сегодня ещё не закончились.

Сквозь металлические прутья телеги Костя обвёл туманным взором оставшуюся

в стороне разграбленную деревню, где продолжали рыдать над павшими сыновьями старухи, перевёл взгляд на сбившихся в кучу угрюмых соплеменников Амилы, которые тряслись рядом на ухабах и выбоинах, и отвернулся. В отличие от своих поскуливающих соплеменников, Амила излучала олимпийское спокойствие. Видимо, она всё ещё надеялась, что папаша не оставит дочурку в беде, не пожалев все свои надёжно припрятанные в хижине сокровища, и вскоре вышлет в погоню оставшихся в живых воинов.

«М-да… Хорошо было бы сейчас взять и проснуться на родном диванчике, сгонять к холодильнику за пивком и защёлкать пультом в поисках спортивного канала… И не видеть всего этого ада, забыть про немьггых дикарей, сумасшедшего шамана и стервозную Милку… Да, хорошо… Хорошо, там, где нас нет…»

— Дорогу запоминаешь? — ткнул его локтём Илья, приводя в чувства и возвращая в чёрт знает, какую реальность.

— А толку? — отмахнулся Костя и снова закрыл глаза.

— Ну как же? До машины потом пешкарусом чесать придётся.

— Далеко ты прочешешь, когда без сердца останешься, Зуев? Расслабься и получай удовольствие… Э-эх, сколько мы с тобой всего пережили… сколько пьянок- гулянок, сколько бед перенесли… Вот и сдохнем вместе, ну чем не друзья? Да… что наша жизнь? Игра…

— Да пошёл ты, Воропаев! Терпеть не могу, когда в тебе философ грёбаный просыпается! Так бы и дал в рожу, ей-богу!

Обоз неторопливо двигался по заросшей выбоистой дороге, что вилась у самой реки, в тени раскидистых ракит и зарослей ивняка. Небо медленно затягивали серые тяжёлые тучи, и вскоре начал накрапывать мелкий дождик.

Шагающие рядом воины от усталости еле переставляли ноги в плетёных сандалиях, а на спинах несли щиты, луки, копья и котомки с награбленным добром. Похоже, это племя являлось более развитым. Об этом говорили и металлические наколенники, и наручи, и лёгкие кожаные нагрудники, у некоторых на головах даже возвышались примитивные кованые шлемы с выцарапанными на них узорами, означавшими то ли принадлежность имущества, то ли звания и награды, то ли просто количество поверженных врагов.

«Генерал» восседал на одной из телег, пряча лысую голову от противного дождика под наброшенной на плечи шкурой, лениво чистил изогнутым клинком ногти и не забывал зычным голосом раздавать приказания. Речь его больше напоминала рычание дикого зверя, хотя и знакомые слова встречались довольно часто.

— Ну, что? — обернулся Илья к дрожащим от страха пленным дикарям. — Теперь вы сами уги-уги? Лошары, блин… Воропаев, харэ дрыхнуть, на том свете выспишься! Подъём, давай революцию делать!

— И когда ты дябнуть без меня успел? — рассмеялся Костя и приподнялся на локте. — Неспроста ты такой буйный.

— Так, Кость, давай мыслить логически, — перебил его Илья. — Если бы эти громилы хотели нас замочить или принести в жертву, они бы это на месте и сделали, правильно? Зачем же напрягаться и везти нас куда-то?

— Так в голову же к ним не залезешь! Может, кокнут нас у своей священной скалы. Или ты думаешь, что соберут они в своей деревне суд присяжных и будут Ахтынкулуку приговор выносить за то, что нас, богов, обидел? А это типа свидетели рядом в клетке едут?

— Ну и фантазия у тебя, Воропаев. Больная просто. Нет, лично я думаю, что…

Вдруг с дерева что-то упало прямо на голову главнокомандующего. Телега

дёрнулась и стала. Истошно завопили желтобрюхие мулы. Поначалу Илья решил, что какой-то хищный зверь атаковал впереди едущую телегу. Но, присмотревшись внимательнее, Илья опешил: с ветвей старой ивы на спину «генерала» прыгнула хрупкая девушка, ловко зажавшая его толстую шею ногами и изо всех сил старающаяся свернуть его большую лысую голову. Неизвестно, что поразило Илью больше: миниатюрная блондинка, решившаяся совершить дерзкое нападение, или её вполне современная одежда, состоящая из клетчатой синей рубашки, прочного, как брезент, комбинезона и высоких желтоватых ботинок.

Он снова собрался ткнуть локтём Костю, пока тот снова не пропустил всё самое интересное, но это было лишним — друг уже не сводил восхищённых глаз с отважной воительницы.