Илья смутно понял, что произошло в последующий момент. Шаман вдруг навалился на бесчувственного Костю, безвольно сползая к его ногам. И только когда он упал на землю, хрипя и бормоча проклятия, Илья смог рассмотреть торчащую меж его острых лопаток стрелу.
Чёрная тень на солнце начинала отступать, и слабые потоки света вновь полились на землю.
На поляне возникло несколько десятков вооружённых луками и длинными клинками воинов в лёгких кожаных доспехах.
Местные дикари бросились врассыпную, визжа не своим голосом. Незнакомые воины рванули следом, нагоняя несчастных у самой деревни и связывая их по рукам и ногам. Тех же, кто сопротивлялся и хватал дубины в попытке защититься, вояки нещадно рубили, бросая мёртвые тела в высокую траву.
В шуме-гаме и темноте невозможно было ничего разобрать. Воины Ахтынкулука сражались, как дикие звери, не жалея жизней и конечностей, но горстка безоружных людей не смогла выдержать натиска более опытного и лучше вооружённого соперника. Вокруг то и дело пролетали стрелы, наносились удары копьями, женщины неистово визжали, кричали испуганные дети. В суматохе никто не заметил, как Ахтынкулук сбросил с себя щедро украшенную перьями шляпу и мелкими перебежками улепётывал к густой чаще, прячась за одинокие деревья и кустарники. Там, где заросли закончились, он встал на колени и спешно пополз к лесу, чертя брюхом по высокой густой траве.
Вскоре солнце выглянуло, осветив поле боя. Картина была плачевная, но Илье не было дело до стонущих дикарей, он был рад, что остался цел и невредим, а друг Костя поплатился лишь нервами.
— Воропаев! Очнись! Костян! Мы живы! — радостно затараторил Илья.
— Мммм, — простонал Костя и шевельнулся. На груди, куда шаман едва не воткнул свой нож, была лишь неглубокая царапина, не представляющая угрозы для жизни.
Со стороны деревни показались две гружёные награбленным добром широкие телеги. Ещё одна, «украшенная» металлическими прутьями, приближалась со стороны леса. Телеги были запряжены парой низкорослых, похожих на ослов лошадей с бурыми полосами на круглых желтоватых боках. Их сопровождали воины.
Огромный лысый мужик, которого Илья окрестил про себя «генералом», так как весь бой он простоял на белом камне, отдавая приказы, подал воинам знак.
— Сюда! — грозно крикнул он, указывая на несостоявшихся жертв. И деловито поправил кожаные с металлическими заклёпками наручи.
Костю развязали, и он грохнулся на тело мёртвого шамана. Илья сам протянул дрожащие руки, чтобы освободиться от верёвок. Перерезав их изогнутым клинком, рослые, коротко подстриженные воины подхватили пленников под руки и потащили к своему главнокомандующему.
— Уги-уги? — громко спросил мужик у Зуева, гневно сверкая глазами.
— Типа того, — кивнул Илья. Тихо так, еле слышно. А то вдруг им тоже жертвы сегодня понадобились?
Но, похоже, приносить в жертву их никто не собирался. По крайней мере, пока. Костю, который так и не пришёл в себя, а лишь что-то мычал, погрузили на телегу с прутьями, туда же швырнули и слабо сопротивляющегося Илью. Затем принялись плотно заполнять клетку уцелевшими в бою дикарями. Рядом с Ильёй теперь оказалась и надменная Амила, не желающая не то, что разговаривать, но даже смотреть на несостоявшихся жертв. Из деревни продолжали тащить нехитрую утварь, посуду, шкуры и украшения и складывать всё это добро в примитивные телеги.
Машину, что мирно стояла на центральной площадке, не тронули. Обошли несколько раз, щурясь и заглядывая в окна, легонько постучали мечами и дубинами по капоту, изучая неизвестную телегу. И, посоветовавшись с главнокомандующим, решили вернуться за этим чудом позже. Предусмотрительный Костя, конечно, спрятал ключи под камень у главной хижины вождя, да только ему было невдомёк, что дикарям ключи не понадобятся — в любую телегу они привыкли запрягать своих мулов, а кенгурятник в джипе был вполне надёжный.
Вскоре процессия, состоящая из трёх повозок, медленно двинулась вдоль реки.
— Костян, дружище! — начал расталкивать друга Илья. — Ну, давай же, очнись! Слышишь?
Костя медленно разлепил глаза и поднял голову, рассматривая картину вокруг. Что-то невразумительно промычал, затем, увидев друга, расплылся в блаженной улыбке:
— Ильюха! Мы живы!