На его лице застыл немой ужас.

— Ты прости меня, друг, слышишь? За всё прости, — зашептал Костя. — За то, что потащил тебя на эту рыбалку проклятую, за то, что втянул тебя в эту авантюру, алкаш недоделанный…

— Ладно, Воропаев, с кем не бывает… Я и сам…

— За то, что левую партию мониторов без тебя на прошлой неделе спихнул, — продолжал Костя, — за то, что кофе Хмырю на клаву пролил, а на тебя свалил, за то, что Ленку твою шлёпнул, ну… на корпоративе, уж больно у них со Светкой юбки похожие…

— Скотина! — заворочался Илья, пытаясь ногой достать до Кости. — Иди сюда, я тебя первым убью!

— Уги-уги молчать! — больно ткнул его в бок копьём ближайший дикарь. Милка, стоящая за отцом, надменно поджала губы и отвернулась, будто видела Костю в первый раз. Вдруг небо потемнело, и толпа дикарей одновременно опустилась на колени, протягивая к нему руки. Илья крутился и так, и этак, но никак не мог рассмотреть, что же творится за скалой, и что заставило дикарей падать ниц.

Подняв голову, вождь подал шаману знак рукой. Шаман кивнул, сильнее схватился за рукоять кривого клинка и сделал шаг к скале, туда, где в недоумении застыли пленники. Затем рывком разрезал майку на груди Воропаева, истошно кричащего о своих правах и презумпции невиновности. Бросившиеся на помощь шаману воины крепко держали уги-уги, не давая друзьям пошевелиться. На землю медленно надвигалась тьма, закрывая собой холмы и гребни леса. На солнце показался чёрный серп луны, что медленно, но верно закрывала его собой, словно заглатывая яркие отблески. С каждой секундой становилось всё темнее.

— Уги-уги! — радостно воскликнул шаман, указывая ножом на затмение.

— Уги-уги! Уги-уги! — радостно подхватила толпа его слова и закивала головами.

— Зу-зу-зуев… Кажется, уги-уги — это не боги, а жертвы, — зубы нервно отбивали дробь.

— Лучше бы я был первый, — прошептал Илья, стараясь не поддаваться панике, но это у него выходило весьма и весьма плохо. — Кажется, нам капец… Сейчас нам органы вырежут к чёртовой матери… живьём… Лучше бы сразу замочили…

Половина солнца уже скрылась за злой оранжевой луной, которая нехотя ползла, будто издевалась над ними. Костя дрожал от страха, покрытый холодным потом, а шаман держал нож, упёршись остриём в область сердца, и чего-то ждал.

— Всё, прощай мой друг, Зуев. Прости меня за всё…

— И ты меня, Костян… Весело с тобой было… А теперь… теперь никто даже не узнает, где мы сгинули, где сложили головы…

Шаман вновь что-то яростно прокричал, а затем нож больно воткнулся в кожу.

Но Костя уже не чувствовал боль, он крепко сжал зубы, прикусывая губу и зажмурился, а Илья отвернулся, чтобы не видеть этого. Ведь вскоре его ждало то же самое.

На землю обрушилась кромешная тьма, поглотившая все звуки и шорохи. Костя закричал и потерял сознание.