Я стараюсь восстановить истину с 1921 года. Но информация из официальных английских источников по-прежнему возлагает ответственность за гибель царя на Временное правительство. Когда сэр Джордж Бьюкенен собрался изложить в собственных воспоминаниях реальные факты, ему пригрозили лишением пенсии за разглашение государственной тайны. Дочь сэра Джорджа, хорошо посвященная в дела отца, подтверждает каждое давно мной написанное и повторенное здесь слово на эту тему.

Хотя Ллойд Джордж теперь откровенней высказывается в мемуарах, всей правды он еще не сказал. По поводу мартовских переговоров излагается лишь полуправда, о летних событиях вовсе умалчивается. Он признает, что к концу марта «нам было все трудней подтверждать обещание». В России против могли выступить крайние революционные круги, английские рабочие партии активно возражали против прибытия бывшего царя в Англию. Наконец, Франция вовсе не собиралась его принимать; Париж советовал Лондону соблюдать осторожность. Посол Великобритании в Париже лорд Берти писал 2 апреля (19 марта): «Не думаю, что бывшего царя с семьей ждут во Франции. Царица не только по происхождению, но и по образу мыслей типичная немка. Она сделает все, чтобы прийти к согласию с Германией». Сама царица, как известно, искренне считала себя англичанкой, однако лорд Берти, несомненно, выражал мнение французских парламентариев и государственных деятелей своего времени. В окружении самого Ллойд Джорджа вовсе не одобряли предполагаемой высылки императорской фамилии в Англию («Дейли телеграф»). Франция, рабочие, российские революционеры помогли британскому премьеру скрыть свое настоящее отношение к этой проблеме. Ему уже не хотелось видеть в Англии царскую семью. Только как ей отказать?

Дадим слово дочери сэра Джорджа Бьюкенена. 28 марта (11 апреля), когда английская пресса официально заявила, что британское правительство больше не настаивает на приглашении царской семьи в Англию, на петроградскую квартиру сэра Джорджа в английском посольстве доставили расшифрованную телеграмму. Прочтя ее, посол изменился в лице.

– Что с тобой? – спросила дочь.

– Кабинет больше не желает приезда царя в Великобританию.

– Почему?

– Боится.

– Чего?

– Беспорядков в стране. Возможны забастовки в доках, на военных заводах и в шахтах, возможно даже «возмущение», если царь приедет в Англию. Мне поручено сообщить Временному правительству, что наше соглашение больше не подтверждается.

Через какое-то время сэр Джордж Бьюкенен получил дополнительную информацию. После доклада Ллойд Джорджа королю проект переезда царской семьи в Англию был решительно отвергнут. Премьер объявил, что страна настроена резко против приезда царя; категорические возражения представителей лейбористской партии могут создать проблемы; в критический военный момент он обязан учитывать общественное мнение, особенно рабочих; угроза императорской семье сильно преувеличена; посол попал под влияние монархических кругов, жаждущих реставрации. Поэтому лондонский кабинет направил своему представителю, аккредитованному при Временном правительстве, распоряжение, смысл которого сводится к следующему: необходимо отозвать приглашение, но соблюсти внешние приличия, представив дело так, будто инициатива отказа исходит от российских властей.

Под давлением Лондона сэр Джордж Бьюкенен начал доказывать, что крайне левые партии и германские агенты воспользовались бы отъездом царя для возбуждения российского общественного мнения против Англии и поэтому лучше выслать Николая II с семьей в Крым. По хитроумному плану Ллойд Джорджа «инициативу отказа» должно было проявить Временное правительство, чтобы английские рабочие и либералы не создали британскому кабинету проблем «в критический военный момент».

К сожалению, решение российского Временного правительства отправить царя за границу не имело ничего общего с мнением английских либералов и лейбористов. Его диктовало внутриполитическое положение, которого мы никак не могли изменить. Нельзя было дольше держать арестованных в непосредственной близости от Санкт-Петербурга. Сами обитатели Александровского дворца только и ждали минуты отъезда. В беседах со мной император постоянно возвращался к этому вопросу, особенно когда я приносил известия от его английской родни.

Между тем ситуация внутри России улучшалась. Правительство взяло в свои руки административную машину в приличном рабочем состоянии; озабоченные другими насущными проблемами уличные толпы теперь гораздо меньше интересовались судьбой царя. Настал благоприятный и безопасный момент для отправки императорской фамилии из Санкт-Петербурга в Мурманск. С согласия князя Львова новый министр иностранных дел Терещенко осведомился у сэра Джорджа Бьюкенена, когда за свергнутым монархом с семьей придет британский крейсер. Одновременно датский министр Скавениус заручился обещанием германских властей, что ни одна подводная лодка не атакует военный корабль с изгнанниками. Мы вместе с сэром Джорджем Бьюкененом с нетерпением ждали ответа из Лондона.

Точно не помню, то ли в конце июня, то ли в первых числах июля с Терещенко встретился глубоко удрученный английский посол. Он принес письмо от высокопоставленного чиновника британского министерства иностранных дел, непосредственно связанного с королевским двором. Сэр Джордж со слезами на глазах, едва владея собой, сообщил российскому министру иностранных дел о решительном отказе английских властей предоставить убежище бывшему императору. Не могу процитировать точный текст письма, прочитанного Терещенко сэром Джорджем. Сам я его не видел. Но могу утверждать, что отказ объяснялся исключительно британскими внутриполитическими соображениями. В письме даже содержалось едкое замечание в адрес российского Временного правительства: британский премьер-министр не считает возможным советовать его величеству пользоваться гостеприимством людей, чьи прогерманские симпатии хорошо известны.

Поэтому, вопреки изначальным намерениям Временного правительства и горячему желанию самой царской семьи ехать в Англию, она отправилась на восток в Тобольск. Мы со своей стороны думали о возможности все-таки выслать ее весной 1918 года за границу через Японию. Судьба распорядилась иначе.

Какой у Временного правительства оставался выбор летом 1917-го? Ситуация вокруг Александровского дворца становилась все неопределеннее и напряженней. Царское Село превратилось в больное для нашей политики место. У большевиков были две основные заботы – Кронштадт и Царское, два противоположных, географически пересекающихся политических полюса. Ленинские агенты старательно работали против Временного правительства, обвиняя нас в контрреволюционной деятельности. Особенно активную агитацию они проводили среди охранявших императорский дворец солдат, деморализуя их всеми возможными способами. Охрана мало-помалу прониклась постоянно внушавшимися подозрениями, что я прекрасно видел, регулярно бывая в казармах. Сгущалась необычайно зловещая атмосфера, с какой мы еще не сталкивались. Все это отнимало у нас реальную силу – Царскосельский гарнизон, на первых порах полностью преданный правительству и по всем признакам готовый ему служить, в котором мы видели опору против разложившегося уже Петрограда.

Ситуацию осложняли активисты-любители из числа монархистов, помогавшие большевистской пропаганде. Для начала они посылали Александре Федоровне таинственные записочки с намеками на скорое освобождение. С одной стороны, неопытность и чистая наивность, с другой – коварство и предательство. В царскосельском гарнизоне заговорили о заговоре, о попытках освободить царя.

Однажды какой-то автомобиль врезался в решетку дворцового сада. Естественно, все Царское Село закричало об измене: царя хотели похитить! Машина собиралась прорваться к подъезду! Пришлось выставить совершенно бесполезный пост у пролома в решетке.

Тянуть больше было нельзя. Царскую семью следовало отправить подальше, в какое-нибудь тихое место, которое в любом случае было очень трудно отыскать в России в то время. «Летом, – писал князь Львов, – правительство пришло к заключению, что дальнейшее пребывание императорской фамилии в окрестностях Санкт-Петербурга более недопустимо. Надо было переселить ее в другое место. Все переговоры по этой неотложной проблеме поручили Керенскому».

Я принялся отыскивать подходящее для содержания арестованных место.