Вот что токсичный позитив делает с нами. Он загоняет нас в ловушку притворства, пока мы не лишаемся последних сил. Он внушает нам, что если кто-то голодает, а у нас обед из трех блюд, то нет причин для грусти. Если в нашей жизни есть какие-то ресурсы, то ничего, кроме благодарности, испытывать нельзя. Он говорит, что все отлично и пора забыть о том, что нас опечалило. Свой внутренний мир полагается прятать за фальшивыми улыбками, которые погребают нас под толстым слоем одиночества и изоляции. Токсичный позитив усиливает чувство стыда, никчемности и обособленности. И хотя люди запускают этот цикл без задней мысли, это не отменяет вреда.
Мы обращаем токсичный позитив против самих себя, когда говорим такие вещи:
• «Хватит об этом переживать».
• «Да мне радоваться надо!»
• «Какая же я неблагодарная, в моей жизни столько хорошего».
• «У других людей такие проблемы, а я…»
• «Что-то я расклеилась на пустом месте, все ведь замечательно».
• «Подумаешь, пустяки какие. Кто-то бы многое отдал за то, чтобы иметь мои проблемы».
Токсичный позитив подтачивает нас со всех сторон:
• убивает нашу любознательность и не дает исследовать свои эмоции;
• вызывает стыд за «плохие мысли»;
• заставляет отгораживаться от окружающих;
• подавляет эмоции и доводит их до точки кипения.
В мире токсичного позитива наши чувства неправильны и надо их заблокировать. Для любого стресса должны быть «достаточные» основания. Если нас убеждают, что есть разрешенные эмоции и запрещенные, то мы обречены стыдиться себя, когда первых мало, а вторые вечно норовят прорвать оборону. В итоге мы пытаемся подавить и замаскировать любые сложные чувства едой, шопингом, алкоголем, социальными сетями — словом, притупляем эмоции всеми доступными способами. Мы хотим задушить нежелательную эмоцию в зародыше, чтобы избавить себя от мучительного стыда. Уничижать себя за появление нормального, биологически запрограммированного ответа на стрессогенный стимул — так себе идея. И все заканчивается еще б
Когда мы используем токсичный позитив против самих себя, он ослабляет нашу естественную тягу к самоизучению и пониманию своего внутреннего мира. Просто задумайтесь. Когда вам грустно и кто-то говорит: «Просто подними себе настроение», будете ли вы продолжать беседу о своих чувствах? Нет. Скорее всего, вы замкнетесь, и разговор закончится. Мы пытаемся отрицать существование нежелательной эмоции, потому что она не вписывается в наше представление о «здоровой психике». Но вот в чем загвоздка: эмоции не поддаются умственной обработке. Их невозможно выгнать из головы или сформулировать противоположным образом. Не то чтобы эмоции всегда вели нас к истине, да и трактуем мы их подчас неверно, но они появляются по какой-то причине. Можно твердить, что эта эмоция не имеет права на существование, но реальность не изменится.
Когда я пыталась закамуфлировать свои отрицательные эмоции позитивностью, у меня оставался осадок вины, стыда или всего вместе. Вина возникает, когда мы ощущаем, что сделали что-то неправильное, стыд — когда мы чувствуем себя неправильными. Осуждая себя за естественные эмоции или отгораживаясь от них позитивным мышлением и благодарностью, мы остаемся со стыдом, одиночеством и боимся делиться своими чувствами с окружающими. Всем вокруг хорошо, значит, и тебе должно быть хорошо. А если нет, то с тобой что-то не так.
Токсичный позитив разрушительно влияет на близость. Если я уверена, что все вокруг полны радости (ведь именно это они заявляют и демонстрируют), а мне как-то не очень весело, лучше держать чувства при себе. Если я скажу, что у меня проблемы, то логично предположить, что в ответ меня ждут осуждение и критика. Когда все силы уходят на самоограничение, ни о каком искреннем общении говорить не приходится. С точки зрения токсичного позитива радость должна быть постоянной, а все остальное приравнивается к личному поражению. Но что, если чувства у всех многослойны и нам необязательно скрываться друг от друга? Что, если в болезненных переживаниях у нас гораздо больше сходства, чем различий? Если я знаю, что вам больно, мне самой было бы куда легче делиться и своей болью, и своими успехами. Гора социального давления упала бы с плеч, и я смогла бы быть собой.
Впервые я пошла к психотерапевту, когда мне было семнадцать. На второй сессии он поставил меня перед зеркалом и предложил произносить позитивные аффирмации: «Я люблю себя», «Я ценна и достойна уважения». Больше я к нему не ходила.
Если честно, позитивные аффирмации всегда казались мне несколько наигранными, неискренними и странными. Я годами пыталась подступиться к ним, потому что многие отзываются об этой практике с восторгом, но после нее мне становилось не по себе. Так что, учитывая мой опыт, рекомендовать ее своим клиентам просто не хотелось.
Когда человек находится в тяжелом состоянии, позитивные аффирмации могут звучать откровенной ложью. Но, как я поняла, никто не хочет этого признавать. Нам так много твердили, что позитивное мышление должно работать и обязательно сработает. Вот мы и повторяем как заведенные: «Я лучшая! Я люблю себя!» — но затем, оглядываясь по сторонам, думаем: