Тем временем я спокойно пересматривал свою роль в Netflix. Я больше не был президентом. Формально я был исполнительным продюсером, – уже тогда мы начинали превращаться из заумного софтверного стартапа в полноценную развлекательную компанию.

Поводья были у Рида. И он их заслужил. Привлечение капитала на сумму более 100 миллионов долларов было бы невозможно без него. Его руководство позволило нам пережить период иррационального изобилия пузыря доткомов – и жить дальше.

Я был в смешном положении. Вначале это была моя компания. Но постепенно, с тех пор как Рид сделал роковое заявление, все изменилось. Меня это вполне устраивало. Появление Рида в качестве лица компании спасло наши задницы. Но это также заставило меня немного запутаться между прошлым и будущим. И будущее было тем, о чем я много думал в 2002 году.

У меня была семья, которую я обожал: трое маленьких детей и прекрасный брак. Я хотел убедиться, что будущее обеспечено для каждого из них. Я не хотел, чтобы все мои активы были привязаны к акциям одной компании, независимо от того, насколько я в нее верю. Я видел слишком много людей, потерявших все из-за обстоятельств, не зависящих от них, и я не хотел быть следующим. Если мы собирались стать публичными в 2002 году, я хотел бы иметь возможность продать свои акции.

Проблема, конечно, состояла в том, что банки и инвесторы обычно не рассматривают высокопоставленного руководителя в компании, продающего огромные объемы акций, как надежного союзника. Это выглядит плохо, – как будто он знает что-то, чего не знают они. Это был не мой случай. Я был совершенно уверен, что Netflix преуспеет. Я никогда не был так уверен, что компанию, которую мы построили, ждет долгосрочный успех. Я просто хотел иметь возможность продать свои акции.

Чтобы это произошло, мне нужно было быть менее заметным для банков и инвесторов. Я не мог быть указан в качестве «президента» в форме S-1. Это означало, что мне нужна была должность, которая не выглядела бы так, словно я нахожусь у руля. Помимо этого, мне нужно было отказаться от своего места в совете директоров Netflix. Первое было легко. Меня не волнуют названия должностей, и так было всегда. «Основатель и исполнительный продюсер» меня вполне устраивало.

Вскоре после вступления в должность генерального директора Рид попросил меня уступить свое место инвестору. Я категорически отказался. Я хотел иметь некоторый контроль над управлением компанией и считал, что важно оставить одного из основателей в совете, чтобы уравновесить интересы венчурных капиталистов.

«Все, кто когда-либо был в совете директоров, говорят, что их интересует только успех компании, – сказал я Риду. – Но мы оба знаем, что «успех» для венчурных капиталистов означает несколько иное, чем для основателей».

Все примерно одинаково ведут себя, когда ветер дует в нужном направлении. Но когда начинается буря, внезапно становится очевидным, что у людей разные цели. Рид видел это по-другому. Но Пэтти была со мной согласна. «Если дела пойдут плохо, – спросила она его, – кого вы хотите видеть за столом совета директоров? Кто даст прямой ответ, когда вы зададите сложный вопрос?» Позже Рид сказал, что держать меня в совете директоров – это правильно, и не только для меня, но и для компании.

Так что отказ от своего места в 2002 году, после того как я так упорно за него боролся, был горькой пилюлей. Но это решение необходимо было принять, если я хотел финансовой безопасности для своих акций. К началу года стало ясно, что на этот раз ни один пузырь доткомов нас не остановит. Мы собирались стать публичными. И это было событие, которое меняло всю жизнь.

Плохо, что у меня не было никакого представления о том, как будут выглядеть перемены.

«Папа, что такое бортовой номер?»

Логан потянул ремень безопасности, пытаясь разглядеть что-то поверх панели машины. Я поднял окно, и металлические ворота медленно открылись перед нашим автомобилем. Впереди, на взлетной полосе, нас ждал самолет, огни на его крыльях мигали в предрассветном небе. Я выехал встречать его на летное поле.

«Я задавал такой же вопрос, когда был здесь в прошлый раз», – сказал я ему.

Было 22 мая 2002 года – оставался день до нашего IPO, и прошло около пяти лет с тех пор, как я в первый раз предложил Риду отправлять DVD по почте. Я больше не ездил на «Вольво». Полгода назад, когда моя уверенность в экономической ситуации выросла, я наконец решился и купил новую машину, Audi allroad. У него был полный привод для езды по снегу, регулируемая по высоте подвеска, чтобы подъезжать задом к моим любимым местам для серфинга и, конечно же, место для двух автомобильных сидений сзади.

Я скрывал смущение по поводу настолько демонстративного потребления и всегда держал в багажнике доску для серфинга, велосипед или мокрый гидрокостюм.

Audi была не единственным улучшением в моей жизни после той злополучной поездки в штаб-квартиру Blockbuster в Далласе. Новый самолет тоже был шагом вперед. Мы больше не летали на самолете Ванны Уайт. Вместо этого Рид заказал чартер на Gulfstream G450. Тогда как Learjet был маленьким и деликатным, словно игрушка, Gulfstream был тяжелым, мощным и угрожающим. Лестница, ведущая наверх, была прочной в отличие от хлипких, болтающихся ступенек Learjet. С роскошной обивкой, огромными кожаными клубными креслами, интерьер напоминал холл дорогого отеля. Забудьте о необходимости наклоняться, – потолка хватало, чтобы выпрямиться в полный рост. Стены, казалось, почти не изгибались. Без круглых окон было бы легко забыть, что этот салон скоро будет двигаться на восток со скоростью почти 700 миль в час.

Логан едва мог поверить своим глазам. Протиснувшись мимо меня в дверной проем, он восторженно выкрикивал перечень всех предметов и роскошной обстановки самолета. «Зацени! – говорил он, пробегая по проходу. – Диван! В самолете!» Он упал на него, снова встал и прыгнул на несколько подушек. Через несколько попыток он выбрал собственное «денежное сиденье», уселся с удобствами, скрестил ноги и просиял. «Это мое место», – объявил он.