– Что же шаромыжники, здесь они?

Попов понял, что речь идет о капитане Крыжановском и Шмуле Ильевиче.

– Пригнали сюда возов двадцать, ваша светлость, ведь комендант докладывал.

– Вертопрах… от него не поймешь и толку. А остальные где же, ведь всего-то было более двухсот девок, так ли?

– Так, ваша светлость, всего двести пятьдесят восемь, кажется, двести уже под Симферополь загнали, другие закуплены где-то на Смоленщине, всё сговорили, за обозом дело. Там они своих людей оставили и вскоре обещают еще партию.

– Хорошо, это еще когда будет, а пока семейств сто утвердим у Старого Крыма. Остальных погнать в Севастополь, пусть слободы строют округ нового города. В Севастополь – лучших, знающих ремесла, каменщиков, столяров.

– А как же, ваша светлость… – возразил Попов, – ведь в Старый Крым иностранные колонисты назначены государыней… – Слово «государыней» Василий Степанович произнес несколько сладко, и с лица его при этом сошло облако и проглянула светлая улыбочка.

– Пошли они, знаешь, куда… – здесь светлейший завернул крепкое словцо да подпихнул его другим и третьим, так что Василий Степанович совсем укрылся в свое облако.

– Что ж, чужим поселенцам лучшие земли, а своих на сухотравную степь? Так, что ли, ты полагаешь?

Попов заметил, что это желание государыни, а он здесь ни при чем. Но светлейший отлично знал, что Попов разделяет мнение большинства петербургских, которые не представляют себе иначе благоустройства края, как поселивши там иностранцев. Однако в этих делах Попов не пытался ни возражать, ни противодействовать. Здесь Потёмкин шел напролом и вступал в спор с самой Екатериной.

– Там сколько народу на стене работает?

– Небольшая артель, ваша светлость, должно быть, человек одиннадцать.

– И что, все мастеровые?

– Да, кажется, де Рибас отбирал.

– Не эти ли бунтовали?

– Да вот, говорят, старик здесь один всё стадо портит, комендант жаловался, безбожнейший старик. Собирал на храм, да иконы побросал, растоптал и говорит: «Это мне всё нипочем, я волю пойду добывать».

– Ну и как, добыл? – с интересом спросил Потёмкин.

Попов посмотрел на светлейшего и сказал жестко:

– Вредный старик!

– Старика тоже женить можно, как ты думаешь, Василий Степанович? Я буду сватом, а ты, как человек положительный, посаженым отцом. Вот, кстати, свадьбы-то молодцам мозги вправят. С бабами-то не очень покуролесишь, живо скрутят. (Светлейший был совершенно убежден, что с женитьбой для всякого мужчины кончается жизнь и начинается самое жалкое существование.)