Чтобы ближе познакомиться с нравами, путешественник заглядывает в кофейный дом, мечеть, где происходит молебствие дервишей, и в судилище, где премудрый кадий разбирает тяжбы и завещания.

В кофейном доме (а таких множество по обе стороны узкой улицы, средь лавок и мастерских) царит удивительная тишина, так что «дом кофейный может почесться домом молчания». Хозяин у очага передвигает свои ослепительные кофейники.

Татары, те, у которых дела идут неплохо, часами молча сидят на циновках, поджавши ноги, или возлежат по древнему обыкновению. Перед ними кофе и дымящиеся трубки.

Трудно поверить, что иные из этих молчальников, войдя в свою мечеть, будут совершать неистовый танец, визжать и кричать до полного изнеможения.

Жильбер Ромм[19], посетивший молебствие дервишей в 1784 го-ду, описал его со всеми подробностями: «Всё в целом, – пишет Ромм, – производит впечатление воя своры собак, оспаривающих друг у друга кость и своим ворчанием угрожающих той, которая осмелится первой схватить ее зубами. И порой сквозь это ворчание прорывается глухой собачий лай. Тот из этих несчастных, которому наконец удается привести себя в состояние наиболее сильного возбуждения, начинает с величайшей быстротой кружиться на одной ноге посреди круга, сначала скрестив руки на груди, затем, удвоив ревностное усилие, начинает бить по воздуху обеими руками… С него падает головной убор, сваливается более свободная часть одежды, ткань его тюрбана спускается ему на плечи. Этот беспорядок в одежде служит наилучшим выражением его энтузиазма… Он продолжает до тех пор, пока не начнет валиться с ног; тогда его поддерживают, кружась вместе с ним, рыдая и раскачиваясь».

В судилище кадия путешественник узнает многие подробности, которые бесстрастный писец вносит в особую книгу, именуемую Кадиаскарский сакк.

В прохладной полутьме на мягких войлоках сидит престарелый равнодушный кадий. Ищущие правосудия расположились у стен.

Писарь монотонно читает завещание какого-то бея, который есть «образец великих и почтенных, рудник всех добродетелей, аг собственного двора – источника счастья, рассадника могущества премилостивого нынешнего крымского владыки (да увековечит аллах его величие)». Сын бея – Омер – получает в наследство «половину нижнего дома, состоящего в Бахчисарае[20], половину виноградника со стороны сада еврея, сорок семь штук овец, одну невинную девушку рабыню двенадцати лет, темно-серую кобылицу с жеребенком, пурпурно-красный дульбенд и множество других вещей».

Сам кадий – тоже образец «великих и почтенных», он судит сообразно знатности и достоянию подсудимого. Недаром он излюбленный герой татарской народной сказки. Бедняку нечего добиваться правосудия, если хитростью и сметливостью, как рассказывается в сказке «О блудливом кадии», он не надеется пересилить «хранителя Корана».

Единственная улица Бахчисарая начинается у входа в теснину и тянется на запад, вглубь, к старому ханскому дворцу Ашлама, уже не существовавшему в XVIII веке.

Дорога к крепостным воротам Чуфут-Кале идет по глубокой лесистой лощине вверх по реке Чурук-су к «Иосафатовой долине» смерти, над которой царствует одинокая каменная глыба. Снизу видны пещеры, зияющие над пропастью, – там ханские пленники. Пернатые хищники вьются здесь, чуя добычу, сухой ветер врывается в отверстия меж каменных завалов.

Двадцать один год с тоской смотрел в такое «окно» знаменитый ханский пленник Василий Борисович Шереметев. Князь-воевода вместе с соратником своим Ромодановским был ввергнут в узилище Кырк-иера в феврале 1661 года. «Полонное терпение» их было беспредельно. Они вернулись на родину изувеченными стариками. Когда пленников водили к Газы-яскеру, они имели возможность полюбоваться мавзолеем дочери Тохтамыша с надписью «Да будет прославлен тот, кто вечно велик и милостив к своим рабам».

Так было во времена могущества ханов, но и теперь, во времена падения, ханы считают скалу Чуфут-Кале надежнейшим убежищем для пленников, за которых можно получить хороший выкуп.

Чуфут-Кале числится турецкой крепостью. Она служит не столько для дозора над неприятелем, сколько для «охраны» строптивого Бахчисарая.

Немецкий купец Клееман был удивлен в Бахчисарае многочисленностью и дерзостью турецких солдат. На базаре они безнаказанно задирали всех и даже с головы почтенного торгового гостя сбили колпак. Да, поистине хан не был хозяином в своей столице. И был ли Бахчисарай столицей? Клееман этого не думал, он считал столицей турецкую Кафу, о чем и сообщил в своей книге «Клееманово путешествие».

Все дороги ведут в Кафу.

Кафа – береговой оплот полуострова, «рассадник великолепия», «Малый порог счастья», Малый Стамбул, дающий понятие о Большом Стамбуле.

Все дороги и тропы ведут в Кафу.

Татарин, залучивший в степи ясыря, грек, желающий продать свои оливки, лук или рыбу, богатый караим, желающий выгодно поместить свои деньги, путешественник, нуждающийся в содействии крымских властей, правоверный, едущий на поклонение в Мекку, все беи, беглербеи, мурзы, все люди, принадлежащие к сонму ханских чиновников, – все устремлены к резиденции наместника падишаха.

Дорога из Бахчисарая в Кафу – самая лучшая из крымских дорог, и хоть ни о каких дилижансах и почтовых лошадях здесь и не слыхивали, по этой дороге может пройти не только арба, но и заезжая карета, запряженная четверкой. Дорога идет на Ак-Мечеть, к белым скалам и Черной реке бойко торгующего Карасубазара; недалеко от старого Солхата, где еще видны золото и голубая эмаль стены старой мечети, дорога выходит к морю, к розовым стенам, обнимающим Кафийский залив.