Домик, который мне понравился, оказался полуразвалившейся летней кухней с большим количеством осиных гнезд и очевидными следами крысиного пребывания.

А за кухней стоял двухэтажный дом с четырьмя белыми колоннами перед входной дверью. Как я потом понял, колонны были сделаны из тонких асфальтобетонных труб, которые используются для дренажных работ.

Все равно все это было очень красиво и необычно. Вообще весь участок был очень приятным — лесистым, с цветочными газонами, с большими грядками клубники, с замечательными кустами сирени перед домом.

Как выяснилось, участок занимал тридцать соток. Хозяйка дома, полненькая женщина небольшого роста, была вдовой капитана первого ранга, строившего эту дачу. Она рассказала нам, что Колосково — так называемый генеральский поселок и возник на месте старой финской деревни, от которой после войны остался только один каменный дом. Он и до сих пор стоит неподалеку.

Генералам здесь давали пятьдесят — восемьдесят соток, а полковникам и капитанам первого ранга — по тридцать.

— Поэтому в поселке живет мало народа, и покой здесь ничем не нарушается. Можно прожить все лето, и за это время встретить трех-четырех человек.

О чем еще можно было мечтать?

Нам все нравилось, и только показалось, что около дома почему-то стоят три одинаковых туалета, покрашенных в разные цвета. Лидия Ивановна повела нас к озеру, которое оказалось совсем рядом — в каких-то двухстах метрах от дома. На берегу озера каждый хозяин соорудил свои мостки. Около мостков покачивались лодочки. Озеро оказалось громадным, с тремя большими необитаемыми островами, покрытыми громадными деревьями.

Такая комбинация замечательной природы с элементами необычной в те годы частной собственности, да еще и тишина и покой, произвела на нас такое впечатление, что мы не торгуясь (все равно торговаться мы не умели) согласились с условиями Лидии Ивановны и поехали с ней в Петрозаводск для оформления документов. Правда, чтоб хватило денег, нам пришлось добавить к гонорару за памятник Ленину деньги, полученные от продажи нескольких маленьких фарфоровых яичек Фаберже, которые великая княгиня Ольга Александровна дарила на Пасху Викиной прабабушке.

В Приозерске какой-то мрачный чиновник объяснил мне, что, поскольку я не являюсь генералом, ни даже полковником, мне разрешается приобрести только пятнадцать соток вместо тридцати.

Трудно было с этим поспорить: во время войны я действительно воевал солдатом и только к концу дослужился до сержанта. До генерала мне было далеко.

Но нам хватило и пятнадцати. Это было все равно почти в три раза больше, чем давали в дачных кооперативах, где дачники живут, как в больших коммунальных квартирах, ругаясь друг с другом через забор.

Потом мы поехали с пока еще хозяйкой дома в Ленинград, для того чтобы завершить операцию и передать Лидии Ивановне деньги.

Наверное, у меня был очень подозрительный вид, потому что она все время смотрела на меня с недоверием, видимо, боясь, что я возьму документы, а деньги ей не отдам. Для того чтобы обезопасить себя, она разработала какую-то, сейчас уже не помню какую, сложнейшую систему передачи денег и документов. Помню только, что все это происходило в сберкассе на Большом проспекте Петроградской стороны.

Когда все было благополучно завершено и обе стороны остались довольны друг другом, я решил проявить галантность и пригласил Лидию Ивановну и Вику в соседнее кафе, чтобы отметить это событие. В кафе я сунул руку в карман и обнаружил, что у меня не осталось ни копейки денег. Я забыл, что потратил их в Приозерске при оформлении документов, заплатил за бензин и за пирожки, которые мы ели по дороге.

И наконец началась наша непростая дачная жизнь. Наш сосед по участку — пожилой симпатичный человек Кузьма Степанович Назаров, бывший капитан первого ранга и, к моему удивлению, человек абсолютно не пьющий и не курящий, — поставил свой дом в Колосково одним из первых, и поэтому он мог наблюдать за строительством дома, который теперь стал нашим.

Он рассказал нам много интересного. Оказывается, хозяину нашего дома — человеку небогатому — хватило денег только на то, чтобы поставить сруб, накрыть сруб крышей и прибить половые доски (на черный пол у него денег не хватило, к нашему большому сожалению). Крышу он накрыл ржавым старым железом, которое подбирал на строительных площадках в тех местах, где разбирали дома.

Был единственный способ раздобыть деньги на завершение строительства — надо было начать сдавать дом. Но в доме еще не было перегородок между комнатами. И тут он нашел простое решение. В Ленинграде, в первом этаже дома, в котором он жил, находился магазин детских игрушек. Игрушки прибывали в магазин в ящиках и коробках, украшенных яркими наклейками. Вот из этого материала он и начал «возводить» стены. Они представляли собой удивительное зрелище. Всевозможные «заводные мыши», «пожарные машины», «слоненки» украшали все стены. Кроме того, они отличались еще и какой-то своеобразной игривостью. Они, почему-то, не располагались, как это положено стенам, параллельно и перпендикулярно друг к другу, а стояли под какими-то немыслимыми углами, без стеснения перегораживая частично окна и двери. Это придавало внутренним помещениям какой-то загадочный и даже не очень реальный вид. Удивительное зрелище представляла собой одна кровать, которая не поместилась полностью по всей длине в одной комнате, и поэтому одна деревянная спинка кровати оказалась за стеной в соседнем помещении.

Хозяина можно было понять — ему удалось договориться с большим детским садом, и нужно было соорудить как можно больше комнат для детей и взрослых. То, что в первый наш приезд нам издали могло показаться тремя туалетами, при ближайшем рассмотрении оказалось действительно тремя туалетами. Для мальчиков, девочек и воспитателей. Этого требовали санитарные нормы.

Первое, что мы сделали в доме, это разобрали стены, выкинули их в сад и сожгли на костре. Тем самым мы сократили количество комнат с десяти до двух.