Приложение
Виктория Шкарина
Виктория Шкарина
Не все «как у всех»
Если бы мне какое-то время назад сказали, что я буду писать что-то вроде мемуаров, я бы, конечно, засмеялась и не поверила…
Но однажды, когда у нас собрались друзья в том небольшом количестве, когда можно разговаривать и друг друга слышать, а поводом для встречи была годовщина нашей свадьбы — цифра, кстати, двузначная и весьма внушительная, — начались вопросы вроде «А как вы познакомились?» и т. д., то вдруг выяснилось, что обстоятельства моей жизни и жизни моей семьи не совсем обычные, скажем так, и вызывают определенный интерес. Кроме того, выяснилось, что мой муж, с которым мы прожили вместе много лет, тоже не все знает о моих родных, не говоря уже о нашем сыне и внуке. Если наш сын что-то знает и застал некоторых людей в живых, то внук ничего не знает и, я думаю, сейчас не интересуется. Может быть, позже? В общем, наверное, надо попытаться вспомнить и написать.
Еще с детства я чувствовала, что у нас в семье не все «как у всех». Меня это очень угнетало. Мне хотелось, чтобы было «как у всех». Я инстинктивно понимала, что о многом, о чем я слышала дома, не стоит говорить на улице или в школе. Тогда главное было в жизни, чтобы все были одинаковые, одинаково жили, думали, чувствовали, одевались, читали одинаковые книга и на все одинаково реагировали.
Так было, по выражению нашей молодой и не сильно сведущей и грамотной журналистки, в «старые и добрые времена». «Старые» — это еще туда-сюда, а насчет «добрые», ну, уж извините!
Но в своем зеленом пионерском возрасте я думала иначе. Хотя иногда и говорила в школе не то, что следовало.
Как-то на пионерском сборе меня спросили, какая самая сильная страна в мире, я сказала: «Англия!» Так говорили дома мои бабушка и прабабушка.
Я росла в семье, где была очень сильно представлена женская линия. Она как бы подавляла менее численную мужскую «половину».
Дело в том, что они были англичанки, настоящие, родившиеся в Англии; прабабушка до смерти так и не научилась говорить по-русски. Они и внешне были похожи — голубоглазые, красивые, с короткими английскими носиками (как на открытках начала прошлого века) и длинными прекрасными волосами, которые они причесывали утром и вечером щетками, мыли кипяченой водой и дегтярным мылом. Ничего другого в «старые и добрые» времена не было! Они и в паспортах с гордостью писали свою национальность к изумлению милиционеров и дворников, усложняя жизнь своих неанглийских мужей. Моего дедушку во второй раз посадили в июле 1941-го как английского шпиона. Он в анкете всегда писал, что жена у него — англичанка, о своем происхождении — «из дворян», так как считал, что писать надо правду.
Вообще в последнее время появилось очень много людей, имеющих родственников за границей и говорящих о своем очень благородном происхождении. Наверное, раньше в графе «Происхождение» они писали — «из служащих», а в графе о родственниках за границей делали прочерк. Так в наше «старое и доброе» время было спокойнее.
Появились мои предки по материнской линии в России в последней четверти XIX века. Первой приехала моя прапрабабушка Елизавета Софья Франклин. По профессии она была акушеркой и воспитательницей слабых от рождения детей. Ей было, я думаю, уже лет сорок — сорок пять. Она пользовалась определенной репутацией в довольно высоких кругах Лондона — ее пригласили в Россию в семью Александра III и Марии Федоровны вскармливать и выхаживать слабую от рождения великую княгиню Ольгу Александровну, младшую сестру будущего императора Николая II. В ход пошел весь арсенал прапрабабушки, который был краеугольным камнем воспитания всех последующих детей в семьях — отказ от пеленания, обтирание холодной водой, овсянка и гомеопатические лекарства, никаких сосок. А пока моя прапрабабушка жила во дворце и оставалась при великой княгине до самой своей смерти. Ольга Александровна ее очень любила и не пожелала с ней расстаться, когда выросла. Жили они в основном в Гатчине и Петергофе (летом).
У Елизаветы Франклин в Англии остались дети — два сына и дочь. Дочь Анна Фроуд была замужем, и у нее было двое детей — Елизавета и Джордж. Анна Фроуд и Елизавета Фроуд — это соответственно мои прабабушка и бабушка. Муж Анны оказался, насколько я помню, не очень положительным господином. Мелкий клерк где-то в Сиги, он очень любил скачки, в пух и прах проигрался и оставил семью без гроша. Елизавета Франклин вызвала дочь с детьми в Россию. Их тут как-то пристроили. Анна стала преподавать английский язык, Джорджа отдали в Морской кадетский корпус, а Елизавету, мою бабушку, отдали учиться в Смольный институт благородных девиц. Без протекции тут не обошлось.
Бабушка выучила в совершенстве французский и немецкий языки, освоила русский и, как все иностранцы, обожала русские пословицы. Она прекрасно шила, вышивала, штопала, вкусно готовила, то есть приобрела познания, которые ей пригодились потом для жизни в России, в которой, как известно, много чего происходило. В детстве она жила неплохо — летом в Петергофе с бабушкой, куда выезжала царская семья, или в Гатчине. Они с Ольгой Александровной были однолетки — обе родились в 1882 году. Дома шепотом рассказывали, что они на роликах катались по Зимнему дворцу с Николаем II, наверное, до коронации. Бабушка была очень хорошенькой, у нее был прекрасный голос. По окончании института ее возили в Англию, где она даже выступала с концертами. Ее быстро отдали замуж. Мужа ей, по-моему, тоже подобрали. Его звали Александр Александрович Дембский. Он окончит Лесотехническую академию, и великая княгиня устроила его управляющим имения ее мужа — принца Ольденбургского. Это имение было ее самое любимое. Оно было под Воронежем, место называлось Животинное, а имение — Рамонь.
Александр Александрович, отец моей матери и мой родной дедушка, к сожалению, тоже не был русским. Отец у него был поляк, тоже дворянского происхождения, ему даже полагался «фон» перед фамилией, а мать — фон Вейнман, как говорила с некоторым презрением моя бабушка, «из остзейских немцев». От этого брака у бабушки родились двое детей — сын Юрий и дочь Ольга в 1907 году — моя мама. Маму крестили в Гатчине, в лютеранской церкви. Крестной матерью была великая княгиня. Маму и назвали в ее честь.