После ареста деда мама, бабушка, прабабушка были эвакуированы в Новосибирск с папиным заводом. Там же были филармония и наш Пушкинский театр. Мы ходили на концерты. После концерта к маме и бабушке подошла Ольга Алексеевна Мравинская, спросила про наши дела, сказав, что она любовалась бабушкой с дедом в зале еще до войны. Она впоследствии помогла деду, когда его выпустили из тюрьмы, найти нас через Николая Константиновича Черкасова, который тогда был депутатом Верховного Совета.
Деда вместе с другими арестованными вывезли в Красноярский край, город Минусинск. Везли их в теплушках около двух недель, за все время давали талую воду и один раз тухлую сырую рыбу. В тюрьме дед заболел цингой и пеллагрой.
Елизавета Ивановна Гакичко с мужем Николаем Ивановичем Гакичко — бабушка и дедушка Виктории Владимировны. Лето 1934 года
Владимир Иванович Шкарин. Луга, август 1941 года
Григорий Данилович Ястребенецкий — муж Виктории Владимировны. 1951 год
До войны моим воспитанием занималась бабушка. Я играла на пианино, меня водили на хореографию, у меня были детские абонементы в филармонию и воскресные — в Кировский (Мариинский) театр. Языкам меня не учили, женщины дома говорили по-английски, когда хотели, чтобы их не понимали, или выясняли отношения. Этот английский я понимала. После революции, когда крестьяне сожгли дом, в котором жил мой дедушка Дембский с семьей и маме не в чем было ходить в школу, она приехала к матери сначала в Москву, а потом в Ленинград, поступила учиться и осталась навсегда.
Летом семья снимала дачу в Сестрорецке, мама играла в теннис с сыном кондитера Лора, про которого потом говорили, что он обратил все деньги в бриллиант, который проглотил перед переходом через границу где-то в районе Китая.
Виктория Владимировна с сыном Сашей
В Сестрорецке мама познакомилась со своим будущим мужем и моим отцом Владимиром Ивановичем Шкариным, который работал инженером на заводе имени Воскова, и вышла за него замуж в 1929 году. В 1930-м родилась я.
Родители жили в Сестрорецке, у папы была прекрасная квартира в одноэтажном деревянном доме еще дореволюционной постройки, со всеми удобствами, правда, отопление было печное, но была ванная, две большие комнаты, в одной из которых, на мое несчастье, опять оказалось пианино, на котором меня заставляли играть гаммы даже летом, и еще одна маленькая комната «для прислуги». И прислуга тоже была. У мамы было с 1930-го по 1941-й, как я помню, одно зимнее пальто, которое она носила в Сестрорецке с валенками, и одно выходное платье. Мама училась в пединституте, на факультете английского языка, поэтому считалось, что домработница необходима. В отпуск никуда не ездили, один раз папа ездил по путевке в Крым, правда, при доме был огород и чудесный сад, полный цветов, сирени, жасмина, прекрасная овчарка Нейка, моя ровесница, которую знал весь Сестрорецк и которая каждый год приносила щенят, замечательный пляж и море. Я обожала Сестрорецк. Зимой все катались на финских санях и на лыжах. У деда по должности была машина с шофером, и он с бабушкой часто приезжал в Сестрорецк на выходные. Дома тогда все менялось, папины и мамины друзья в гости не приходили. Деда все боялись.
Николай Иванович Гакичко
Виктория Владимировна с мамой Ольгой Александровной и ее мужем Иосифом Александровичем Ваксом. Зеленогорск, зима 1972 года
Во время стахановского движения папе немного прибавили денег, и мама заказала себе два платья и туфли на Невском, 12, в знаменитом тогда магазине «Смерть мужьям».
Бабушкин брат Джордж, окончив Морской кадетский Корпус, стал морским офицером и принял присягу на верность «Царю и отечеству». Назывался он тогда Георгий Иванович Фроуд. Перед этим он навещал бабушку еще в бытность ее жизни в имении Ольги Александровны, познакомился с семьей Гакичко и влюбился в Ольгу Ивановну Гакичко — младшую сестру Николая Ивановича. Сделал ей предложение и женился. Как раз к революции у них уже было двое детей — Миша (Michael) и еще один Джордж. В семье его звали Джордж-молодой.
Сам же Джордж оказался верен присяге, в Белой армии и с частями Колчака отступил на Восток и через Китай попал в Европу и в Париж. Ольга Ивановна с двумя детьми выехала из Петрограда с помощью английского посольства через Финляндию и тоже через несколько лет мытарств оказалась в Париже, где они нашли друг друга через Красный Крест.
Уехать Ольга Ивановна смогла благодаря тому, что была женой английского подданного Джорджа Фроуда. Присягнув России, от подданства он не отказался. Ольга Ивановна уговаривала свою свекровь Анну Фоминичну поехать вместе с ней. Но та отказалась, сославшись на то, что ее дочь Елизавета и двое внуков остаются в России с русским мужем. Тут вспоминается еще один эпизод, связанный с семейной историей.
У родителей Николая и Ольги Гакичко был дом или два дома в Финляндии, в Райволо (теперь это Рощино), который они приобрели, чтобы переехать после выхода главы семьи на пенсию. Дом был богато меблирован, там, по слухам, был чемодан с семейным серебром и драгоценностями. Об этой говорили и у нас дома. После конца войны в Финляндии в 1939–1940 годах пошли слухи о том, что прежним владельцам возвращают в Финляндии их собственность. Стали спрашивать деда, не хочет ли он заявить свои права на имущество. Дед категорически отказался. Его абсолютно не интересовала «вещная» сторона жизни, а кроме того, не верил советской власти, имея на это все основания. И правильно делал!
Потом мы узнали, что тетя Оля во время переезда через Финляндию нашла этот дом; дом был весь разграблен, окна, двери выбиты. Но соседи спрятали чемодан с самыми ценными вещами и отдали его Ольге Ивановне. Это ей очень помогло во время бедствий, переездов без копейки денег по Европе. Ведь с Джорджем они объединились только в 1923-м. Да и он был гол как сокол. В Париже они стали жить обычной жизнью русских эмигрантов, она работала официанткой, Джордж — на черной работе да заводе, так как не знал французский. Потом, скопив немного денег, он выкупил гараж, в котором ремонтировал машины. Дети росли. Миша хотел жить во Франции, а оба Джорджа мечтали переехать в Англию. В Англии они жили бедно, Ольга Ивановна шила мягкие игрушки и кошельки, Джордж получал пенсию, молодой Джордж рано начал работать.
Подробности жизни семьи Фроудов мы узнали значительно позже, уже после смерти моей прабабушки Анны Фоминичны в 1947 году в Ленинграде.
Весной 1956-го мы жили на набережной Красного Флота (теперь Английская набережная) в квартире Гипромеза, которую дед получил после возвращения в Ленинград на должность главного инженера. Освободили деда из тюрьмы зимой 1943/44 года по приказу заместителя Берии А. П. Завенягина, который занимался специальными стройками НКВД, к числу которых относился Челябинский металлургический завод, автором проекта которого был дед. А. П. Завенягин посчитал, что строительством завода должен заниматься автор проекта, и деда быстро освободили. В Челябинске организовали филиал Гипромеза, и деда назначили главным инженером. Перед этим его подлечили в обкомовском санатории в Свердловске. Но здоровье он, конечно, потерял. Выйдя из тюрьмы, он узнал про блокаду Ленинграда и был уверен, что мы все погибли. Через обком и Черкасова он узнал про нас, и бабушка отбыла в Челябинск. Вернулись в Ленинград они в 1947 году, когда я окончила школу в Новосибирске, и было решено, что я поеду в Ленинград поступать в университет. Мама оставалась в Новосибирске до 1949 года.