Книги
Такая долгая жизнь. Записки скульптора
Открытка с акварелью великой княгини Ольги Александровны. 1912 год
Дочь Елизаветы (Элизабет) Софьи Франклин — Анна (Анна Фроуд)
Елизавета (Элизабет) Софья Франклин
У дедушки, помимо двух сестер, был еще брат — Степан Иванович. У нас сохранилась его фотография — на Островах, в длинной юнкерской шинели, с красным бантом (после событий 1917 года) в петлице. Он тоже был очень красивый — только другой, белее мягкой, более яркой русской красотой. Когда я читала «Белую гвардию» Булгакова, я вспоминала его.
После революции он окончил университет и работал в НИИ рыболовства в Москве. Как у нас говорили, он изобрел метод холодного копчения рыбы. Когда деда посадили во второй раз в 1941 году, его выслали, и он работал в Салехарде, занимал там большой пост; и долго после того, как деда реабилитировали и он работал в Ленинграде главным инженером Гипромеза, Степе не разрешали вернуться в Москву.
Свидетельство о крещении Елизаветы Фроуд — бабушки Виктории Владимировны
После окончания Горного института, а дед учился долго и серьезно, пешком исходил весь Урал, собрал коллекцию минералов, он собирался уехать в Германию и стажироваться на заводах Крупа. Его мечтой было открыть частную контору по проектированию металлургических заводов. Деньги в семье были, это было вполне осуществимо. Революция все изменила, все рухнуло. Дед советскую власть не принял и никогда с ней не примирился. Началась Гражданская вой на, разруха, расстрелы. Расстреляли его приятеля — товарища министра Временного правительства Пальчинского.
Анна Фроуд (Анна Фоминична Ефимова) с дочерью Елизаветой и внуками Ольгой и Юрой
Анна Фроуд (Анна Фоминична Ефимова) и Елизавета Ивановна провожают Джорджа Ивановича с женой Ольгой Ивановной в поездку во время медового месяца
Дед не работал, жить было не на что, они перебрались из Москвы в Ленинград. По дороге их обворовали — пропал весь багаж. В Ленинграде сняли квартиру с какой-то случайной мебелью, которая сопровождала нас всю жизнь. Среди мебели был странный музыкальный инструмент, который назывался фоно (фано?). Это было какое-то странное пианино. На нем можно было играть, там была клавиатура, кроме того, над клавишами открывалась шторка, и туда вставляли катушку с намотанной на нее бумагой с разными размерами отверстий. Это были ноты. А внизу, под клавишами, открывалось отверстие с помощью рычага, откуда появлялись две большие педали, при нажатии на которые воздух шел внутрь, крутилась катушка — и исполнялись музыкальные пьесы. Пьесы были разные, в основном легкая музыка — вальсы Штрауса, американские марши начала века и т. д. (они иногда напоминали мне Дунаевского). Нот-катушек было много. После войны нам из нашей квартиры пианино вернули, но катушки все сожгли. Мы пианино продали. На нем дед играл и руками, и автоматически. Меня на нем учили музыке. Дед учился музыке в кадетском корпусе в оркестре народных инструментов на домре. Пианино сослужило очень полезную службу в советское время: во время обыска бабушка нажимала на рычаг и прятала под педали свои золотые вещи, которые постепенно таяли от походов в Торгсин, но тайник так никто и не обнаружил.
Ольга Александровна Дембская — мама Виктории Владимировны
Юрий и Ольга Дембские
У деда после учебы в Горном институте было много знакомых среди профессуры, и будущий академик Шагелен пригласил деда поработать на строительстве Волховской ГЭС. Дед согласился, работа вернула его к жизни. Он увлекся, даже что-то изобрел, но в конце строительства его посадили по доносу, и он просидел в Крестах полтора года в одиночной камере.
Как рассказывала мама, бабушка похудела на двенадцать килограммов, стояла днями и ночами на берегу Невы, напротив тюрьмы. Его выпустили, извинились и пригласили работать в Гипромез, где он вскоре стал главным инженером. От Гипромеза ему дали квартиру, и мы стали жить на Невском, 148, где мы прожили до начала войны. Мы — это дедушка, бабушка, прабабушка и я, воспитание и взращивание меня бабушка полностью взяла на себя. Мама с папой жили в Сестрорецке, папа работал на заводе имени Воскова, мама училась в Ленинграде в пединституте. В соседнем подъезде жила семья Сапожниковых-Ваксов. Мама дружила с Варварой Алексеевной Сапожниковой, архитектором, и с ее мужем Иосифом Александровичем Ваксом, тоже архитектором. Иосиф Александрович спроектировал соседний дом, Невский, 146, куда они все переехали. С Лешей, их сыном, мы играли во дворе, ходили друг к другу на дни рождения, елки. В 1951-м, после смерти Варвары Алексеевны и гибели моего отца, Иосиф Александрович женился на маме. Но это уже совсем другая история!
Николай Иванович Гакичко, кадет Киевского кадетского корпуса
Вика Шкарина. Сестрорецк, 25 июля 1932 года
Анна Фроуд (Анна Фоминична Ефимова), Елизавета Ивановна Гакичко, Ольга Александровна и Вика. (Прабабушка, бабушка и мама Виктории Владимировны.) Сестрорецк, 19 июля 1931 года
Дед много работал, часто ездил в командировки, проектировал почти все самые крупные металлургические заводы. Все детство я слышала: Азовсталь, Запорожсталь, Петровско-Забайкальский завод, Гленджа и т. д. Доносы на него писали все время. Он был слишком независимым, никогда не врал, не притворялся. В анкетах всегда писал правду. Доносили в основном его заместители, люди, с которыми он много лет работал вместе, я думаю, по чисто карьерным соображениям. Последний донос решил его судьбу — его посадили как английского шпиона и вредителя в июле 1941 года; за несколько дней до этого он подал заявление с просьбой зачислить его в народное ополчение. Я помню, как, извиняясь, он рассказал бабушке об этом.
Ольга Александровна Дембская и Владимир Иванович Шкарин — родители Виктории Владимировны
Я думаю, дед был разочарован в людях. Это сделало его нелюдимым и замкнутым. Он жил работой, семьей и филармонией. У них с бабушкой было до трех-четырех абонементов, они были очень красивой, необычной парой, на которую невольно обращали внимание.