В одном из писем, адресованных Бальдассаре Кастильоне, Рафаэль признался в своих трудностях и даже иронизировал: «Наш дорогой повелитель, желая оказать мне честь, взвалил на меня тяжелейшую ношу – заботу о строительных работах в Св. Петре. Надеюсь, меня там не похоронят, особенно учитывая, что мой проект понравился его святейшеству и он похвалил многие из моих находок. Но мне хотелось бы большего. Я ищу прекрасных форм, свойственных Античности, и боюсь, что лечу слишком высоко на крыльях Икара. Мне освещает путь Витрувий, но одного его недостаточно».
Рафаэль хотел достичь совершенства, но боялся оказаться слишком амбициозным и разделить судьбу Икара. При этом он понимал: для того чтобы не допустить значительных ошибок, нужен «возврат к Античности». Это новая концепция красоты, которой надлежит следовать, вполне сознательно и не боясь эксцессов.
В августе 1516 года Рафаэль отправился в Тиволи в сопровождении своих друзей из интеллектуальной элиты: Пьетро Бембо, Андреа Наваджеро и Агостино Беаццано. С двух последних Рафаэль написал двойной портрет. Поездка за город была предпринята не только с развлекательной целью: Санти нужно было как можно лучше изучить руины виллы Адриана, которую император задумал во II веке с идеей совместить в одном здании архитектурные элементы со всего мира. Интерес к античным развалинам стал новой страстью художников и литераторов.
По следам этой поездки Рафаэль написал письмо, которое в 1515 году – возможно, при посредстве Бальдассаре Кастильоне, – передал папе Льву X. Текст его столь насыщен и интересен, что мы решили поместить его полностью в приложении к данной книге. Имеет смысл остановиться на некоторых пассажах, звучащих очень современно. Уже сам факт того, что Рафаэль мог писать понтифику напрямую, без посредников, показывает, насколько важным человеком в городе он стал всего за семь лет. Его слова многое объясняют.
«Так как я ревностно изучал все эти древности и приложил немалое старание к тому, чтобы исследовать их и измерить их весьма тщательно, постоянно читая хороших писателей и сравнивая произведения с их описаниями, я приобрел, полагаю, некоторые сведения об античной архитектуре»[51]. Рафаэль постоянно скромничал, чтобы не присвоить себе лишних заслуг в глазах папы, но из его рисунков и документов тех лет мы знаем, что он получил от Льва X совершенно невероятное задание: сделать самую настоящую перепись античных древностей, находящихся в Риме, каких бы форм и размеров они ни были. Он намеревался начертить карту Древнего Рима, разделенную на четырнадцать «регионов», установленных императором Августом. Проект, который и сегодня заставил бы побледнеть наши государственные учреждения, занимающиеся археологическим наследием.
Но Санти не остановился на одном только картографическом проекте. Его письмо – это еще и критика в адрес тех, кто не ценит в достаточной мере историческое наследие. «Это познание столь замечательной области причиняет мне и величайшее удовольствие, – продолжает он, – и в то же время величайшую боль, когда я созерцаю как бы труп благородного города моей родины, который был некогда столицей мира, а ныне растерзан столь жалким образом»[52]. Рафаэль выступал против тех, кто должен был защищать исторические памятники, а вместо этого допустил их разбор на строительные материалы. Уже многие века Колизей растаскивали на камни, а фрагменты колонн с Форумов закопали в землю для укрепления фундамента палаццо аристократов. «Сколь многие папы, святейший отец, имея такое же звание, как и ваше святейшество, но не обладая ни такими познаниями, ни такой смелостью и величием духа, ни, наконец, тем стремлением ко благу, которые делают Вас подобным Богу; сколь много таких пап, говорю я, которые позволяли разрушать и уродовать древние храмы, статуи, триумфальные арки и другие сооружения, прославляющие их основателей! Многие ли не допускали подкапывать фундаменты их только для того, чтобы добыть пуццолану, после чего вскоре и самые здания рассыпались в прах? Сколько извести было добыто [пережиганием] из античных и прочих древних украшений!» Эти слова опередили на несколько веков гневные филиппики многих защитников нашего исторического наследия.
«Да будет благоугодно вашему святейшеству, поддерживая живое сравнение с древними, постараться сравняться с ними и превзойти их; подобно тому как Вы в действительности и поступаете, сооружая великие здания, поощряя и поддерживая добродетели, пробуждая таланты, вознаграждая все достойные труды, рассеивая священное семя мира среди христианских князей». Рафаэль призывал ориентироваться на античные образцы в вопросах поведения и художественного вкуса. В дальнейшем это будут основные принципы его собственной деятельности.
Эффект от этого погружения в древность дал о себе знать немедленно.
Сцены, которые Рафаэль проектировал для третьей и последней станц в папских апартаментах, ориентируются вполне открыто на античные скульптуру и архитектуру. В
В этой фреске Рафаэль бросил открытый вызов Буонарроти. С кирпичной стены свешивается мускулистый молодой человек, совершенно голый, все мышцы (и нервы) которого напряжены до предела. Это единственный персонаж, никак не взаимодействующий с остальными. Санти даже перестарался, выписывая его тело. Очевидно, что он никак не служит для обогащения истории – только для демонстрации художником собственного детального знания анатомии человека. Он как будто пытается сказать: разве только Микеланджело может выписывать скульптуры кистью?
Фасад собора Св. Петра, виднеющийся за ложей, на которую вышел папа Лев IV, становится практически данью средневековой архитектуре. Портик с наклонной крышей, золотые мозаики, трифоры и стрельчатые своды – так, скорее всего, выглядела выстроенная Константином базилика, которую Рафаэль мог видеть до того, как ее снесли. Для нас это редкое свидетельство об исчезнувшем здании, для Санти – обозначение разрыва с недавним прошлым, чтобы коснуться еще более далекой древности.
Разрастающееся количество работы мешало ему лично расписывать станцы, и он доверил это своим подчиненным. Естественно, рисунок при этом многое терял в качестве, и на последних фресках цикла уже совершенно очевидно отсутствие его кисти.
За исключением слуг, несущих кувшины и мебель для церемонии, в
Напротив, кажутся излишне нарочитыми и неестественными солдаты и заключенные в
А эпизод
26 декабря 1519 года в Сикстинской капелле проводилась литургия, которая оставила неизгладимый след в истории Церкви своим блистательным обрамлением – его папа Лев X разработал не без помощи Рафаэля.
Папа Медичи не выносил мысли, что папская капелла превратилась в памятник семье делла Ровере: начиная со сцен жизни Иисуса и Моисея, заказанных Сикстом VI, до потолка, расписанного Микеланджело по просьбе Юлия II, – везде видны дубовые листья. Невыносимая ситуация, которую его святейшество решил исправить, велев Рафаэлю создать какое-нибудь произведение, которое было бы вполне зрелищным, но не слишком сложным в исполнении. Ответом стали десять гобеленов, которые должны были быть развешены по нижней части стен и должны были изображать эпизоды, связанные со святыми Петром и Павлом. В Сикстинской капелле можно до сих пор увидеть крюки, на которые вешали эти гобелены (они хранятся в Ватиканской библиотеке, где их выставляют поочередно).
В день Св. Стефана в 1519 году в первый раз показывали этот шедевр Рафаэля. «Как обычно, в папской капелле служили мессу, – рассказывает папский церемониймейстер Париде де Грассис, – но в тот же день папа велел вывесить новые прекраснейшие гобелены, которые, будучи единогласно признаны более прекрасными, чем какая бы то ни было другая вещь на всей земле, вызвали самое искреннее восхищение у всех присутствующих».
Задача была решена в рекордные сроки, если правда, что художник получил аванс триста дукатов 15 июня 1515 года и полную оплату полтора года спустя. Еще один решительный вызов для того, кто никогда прежде не работал с такого рода заказами. И, как обычно, результат превзошел ожидания. Всего через несколько месяцев эскизы были готовы к переносу на ткань, чтобы успеть перевезти эти огромные гобелены и выставить их перед публикой.