Тизе и Ронье — такие же аристократы, как Гумберт и Райос. Но семьи шестого ранга живут почти как простолюдины, поэтому им трудно было понять жестокость курсанта-кандидата. Его мышление казалось девушкам настолько чуждым, что они не сразу сумели подобрать слова для его описания.

Юджио, который вырос в далёкой пограничной деревне, догадывался об эмоциях Гумберта, но, разумеется, не мог их разделять. Когда Юджио был ребёнком, сын капитана стражников Джинк всячески издевался над ним, но за его поведением стояла очень простая причина. Ему нравилась Алиса и, соответственно, не нравился Юджио, с которым она проводила всё время. Поэтому он прятал обувь Юджио и делал другие пакости.

А Гумберт, не сумев одержать победу над Юджио, вымещал злость на ни в чём не повинной Френике — паже, близком человеке, которого он должен учить и наставлять.

Юджио были знакомы выражения «вымещать злобу» и «впадать в истерику». Как-то раз, когда он был ещё маленьким мальчиком, отец купил его старшему брату деревянный меч. Юджио тогда испытал такую зависть, что в несколько ударов разбил о камень собственный, который отец сделал своими руками. Тот строго отругал Юджио и сказал, что ему должно быть стыдно за то, что он «впал в истерику». Больше такого не повторялось.

Однако поступок Юджио, сломавшего свой детский меч, не нарушал писаных законов. Подобно этому излишняя строгость к собственному пажу не каралась ни Кодексом, ни основным законом Империи, ни даже правилами академии. Но… но разве так «можно»? Неужели у жителей этого мира нет ничего святого, кроме письменных законов?

Юджио раздумывал, не поднимая глаз. Похоже, Тизе так же терзали эти вопросы, потому что она с трудом выдавила из себя:

— Я… я не понимаю.

Юджио поднял голову и увидел, как напряглось юное лицо наследницы семьи шестого ранга. Она продолжила:

— Мой отец всегда говорил, что мы, Штринены, попали в ряды знати только благодаря тому, что один из наших далёких предков отличился в бою и привлёк внимание императора, не более. Поэтому мы не должны принимать как должное то, что наш дом больше, чем у простолюдинов, и что у нас есть несколько привилегий. Быть аристократом — значит, делать всё, чтобы простые люди могли жить в мире и радости. Если разразится война, именно мы должны стоять с мечом в первых рядах и первыми погибнуть…

Когда Тизе договорила, её глаза цвета багряной осенней листвы обратились на юг, к центру столицы. Посмотрев на величественное здание имперского правительства, возвышающееся над кронами, она продолжила:

— Жижеки — очень известная семья. У них огромный особняк в четвёртом районе и земли за пределами Центории. Разве это не значит, что курсант-кандидат Гумберт должен стараться ради счастья других людей ещё больше, чем стараются младшие аристократы? В Кодексе Запретов об этом ни слова, но отец всегда говорил, что аристократ должен постоянно следить за тем, чтобы его действия не принесли никому вреда. Конечно, поведение господина Гумберта не нарушает ни Кодекса, ни правил, но… Но вчера Френика всю ночь плакала в постели. Почему… почему он вправе так обращаться с ней?

К концу этого длинного монолога в глазах Тизе стояли крупные слёзы. Но Юджио, задававшийся теми же самыми вопросами, не знал, что ответить. Ронье протянула ей белый платок, Тизе вытерла глаза.

— У тебя замечательный отец. Хотел бы я с ним увидеться.

Слова прозвучали настолько мягко, что Юджио не сразу узнал голос Кирито.

Мечник в чёрном, которого из-за безрассудности, отчаянного блеска в глазах и поединка с предыдущим старшим курсантом, Воло Ливантином, побаивались даже старшие кадеты, сейчас ласково смотрел на Тизе и спокойно говорил:

— В анг… тьфу, священном языке принцип, которому учил тебя отец, называется noblesse oblige[1]. Он подразумевает, что знать и другие высокопоставленные лица должны использовать свою власть во благо тех, кто ею не обладает. В принципе, можно называть это гордостью.

Эти слова Юджио услышал впервые, хотя уже целый год изучал священные заклинания. Однако смысл их на удивление легко проник в его голову. Юноша кивнул, и весенний ветер вновь донёс до его ушей тихие слова Кирито:

— Эта гордость важнее всех законов и правил. Есть разрешённые законом вещи, которые нельзя делать, и есть запрещённые, которые всё равно нужно, — заявил тот, споря с Кодексом Запретов… а вместе с ним и с Церковью Аксиом.

Ронье и Тизе дружно ахнули, но Кирито, не отводя взгляда от юных девушек, продолжил непоколебимым голосом:

— Давным-давно великий человек по имени Блаженный Августин сказал: «Несправедливый закон — и не закон вовсе». Нельзя слепо верить закону и власти, каким бы авторитетом они ни пользовались. Гумберт не нарушает Кодекс и правила, но он однозначно поступает неправильно. Никому нельзя доводить ни в чём не повинную девушку до слёз, кто-то должен остановить его, и прямо сейчас этот кто-то…