Некоторые сны исполнены смысла, но большинст­во из них ничего не значат. Это часто трудно понять. Сон, сразивший меня в доме Буллоков, оказался го­раздо более правдоподобным, чем фильм в 3D, и если бы ему понадобилось название, я бы остановился на варианте «Пловец». И во время пробуждения, и по­сле у меня не было сомнений, что он исполнен смысла.

Я без усилий плыл под водой, едва шевеля ногами и не двигая руками. Меня словно несло течением, и либо мне не требовалось дышать, либо я мог дышать в воде, усваивая из нее кислород так же эффективно, как это делают рыбы. Я дрейфовал по затопленному центру Пико Мундо. Подлинные исторические здания сосед­ствовали здесь с новостройками под старину — их возвели, когда в живописный центр города повалили туристы. На улочках располагалось множество специ­ализированных магазинчиков, ресторанов, булочных и художественных галерей. Сквозь воду виднелись огни витрин и старомодных чугунных фонарей, каждый из которых венчали три сферы из матового стекла. Палисандровые деревья, росшие вдоль дорог, пестрели фиолетовыми цветами, и те колыхались в воде, будто на слабом ветру. Поначалу у меня было волшебное, напоенное верой в чудеса настроение, и я с восторгом скользил вперед, как в снах о полете из далекого детства.

Однако вскоре что-то изменилось. Я осознал, что мне снится вовсе не милая фантазия о подводной жизни, что я не найду в Пико Мундо ни русалок, ни водяных и что город затоплен. Затоплен, мертв, поки­нут навеки. Неуловимо изменилось освещение: теплое и гостеприимное сияние витрин стало холодным и отталкивающим. За стеклами магазинов теперь мелька­ли тени — испорченные товары плавали в затоплен­ных помещениях.

Я пока не ощущал нехватки воздуха, продолжая вдыхать воду, но ощутил настоятельную потребность узнать, насколько глубоко погрузился город, озеро над ним или океан. Я греб руками, болтал ногами, пытаясь добраться до поверхности, но ничего не получалось, и я лишь продолжал дрейфовать над улицами. Чем дольше я безуспешно стремился наверх, тем страшнее мне становилось. В конце концов на меня снизошла уве­ренность, что этот затопленный мир — кладбище, дом самой Смерти, и что жизнь существует только на поверхности, до которой я должен доплыть, чтобы вы­жить.

Огни стали не просто холодными и неприветливы­ми, а зловещими, будто магазины были вовсе не магазинами, а жилищами чародеев, некромантов и кол­дунов-вуду, будто за их окнами вовсю практиковали черную магию и сатанизм. Боковым зрением я заметил, что рядом со мной что-то плывет, и, повернув го­лову, наткнулся на неподвижный взгляд трупа. Молодая женщина лет двадцати проплывала мимо. Руки eе безвольно висели, двигалась она только за счет слабо­го течения, голова была повернута ко мне. При жизни она, наверное, считалась красивой, с волосами цвета воронова крыла и серо-зелеными глазами, но теперь красота исчезла. Покрасневшие глаза выпучились, на лице застыло выражение непередаваемого ужаса, словно в последнее мгновение жизни она испытала столь безумный страх, что даже смерть не смогла раз­гладить ее черты.

Когда она проплыла мимо — почему-то течений несло ее быстрее, чем меня, — я ощутил смутный, ле­денящий кровь ужас, и дело было не только в трупе. Развернувшись, я обнаружил позади целую флотилию мертвецов — мужчин, женщин и детей. Сотни, а мо­жет, и тысячи дрейфовали в странно освещенном по­токе, и ни один не раздулся от газов и не всплыл на поверхность, как произошло бы наяву.

Они плыли мимо меня — по бокам, сверху, сни­зу, — и я увидел, что у всех глаза навыкате, рты от­крыты, а на лицах застыло выражение крайнего испу­га. В меня врезалась маленькая девочка лет семи. Ее длинные светлые волосы шевелились, как подвижные щупальца актинии, и меня передернуло от отвращения. Выпученные глаза вдруг задвигались, а из откры­того рта вырвались пузырьки газа. Они лопались, кос­нувшись моих губ, и несли с собой лишь одно слово: «Контумакс».

Я подскочил на кровати, молотя руками и ногами но постели, словно утопающий в попытке вырваться из лап моря, которое тащит его на дно. Мне потребо­валась секунда на то, чтобы осознать, что я спал, а по­том проснулся, и еще секунда, чтобы вспомнить, где я заснул.

Время от времени я позволял себе бокал пива или красного вина, но никогда не любил напиваться. Мне не нравились крепкие напитки. Тем не менее я выудил пару кубиков льда из герметичного кувшина, бросил их в стакан и налил больше скотча, чем мне требова­лось.

Подошел к одному из окон, потянув за шнур, от­крыл портьеры и раздвинул кружевные занавески. Потягивая скотч, я смотрел на колоннады бархатных ясеней, на сухую землю, на далекие пурпурные горы. Обжигающий виски постепенно прогнал холод, остав­шийся после сна.

Пару месяцев назад, в Неваде, я освободил похи­щенных детей, которых хотели принести в жертву. Те сатанисты теперь планировали новое истязание для Пико Мундо. Они любили сложные церемонии, ритуалы, тайные пароли. У них было свое приветствие, эквивалент фашистскому «Хайль Гитлер». Первый сектант произносил «контумакс», что на латыни значит «дерзкий» или «непокорный», а второй отвечал «потестас», на латыни «власть». Таким образом они заявляли, что их сила происходит от попрания всего доброго.

Что это могло означать — целый город глубоко под водой?

Озеро Мало Суэрте — мекка для любителей гре­бли со всего Юго-Запада — занимало несколько ты­сяч акров. Недалеко от берега дно резко уходило на глубину. Озеро располагалось выше Пико Мундо, а сам город был выстроен в неглубокой засушливой котловине.

Я не знал ни средней глубины Мало Суэрте, ни его точной площади, ни то, как вычислить объем воды, удерживаемый дамбой. Но все равно не верилось, что внезапное обрушение дамбы потопит Пико Мундо, словно современную Атлантиду.

В нашем городе жили почти сорок тысяч человек. Множество районов, от богатых до бедных, бесконеч­ное многообразие населения. Никто не ожидал ката­строфы страшнее, чем, например, крупное землетря­сение. Мы предвидели толчки, от которых однажды рухнут карнизы и потрескаются стены некоторых ста­рейших строений, не укрепленные в соответствии со строительными нормами.

Конечно, случались ливневые паводки. Но эти неприятности быстро утекали если не по городской канализации, то по сети природных пересыхающих ру­сел, над которыми были проложены наши улицы.

Я не осознавал, что допил весь скотч, пока не по­чувствовал вкус растаявшего льда.

Благодаря своему шестому чувству я видел сны, которые представлялись мне пророческими. Иногда их значение было ясным, а иногда весьма сложным для понимания. Именно поэтому мои паранормальные способности казались одновременно и даром, и проклятьем.