Я теряю дар речи. Никакие мои слова не кажутся достойными такой силы. Мои колени угрожают подогнуться подо мной, чтобы поклоняться земле, по которой он ступает, и повиноваться каждому его приказу. Но в основном все, что я чувствую, – это ненасытный голод, который способен утолить лишь он.
Мысль о том, что человек собирается совершить нечто настолько безумное ради меня, заставляет мою нравственность трещать по швам. Потому что на самый краткий миг я страстно желаю, чтобы
Он отстраняется, и тени отступают, позволяя свету занять свое место. Тем не менее голод остается. Он качает головой, в его глазах по-прежнему читается ярость, он сжимает и разжимает кулак, пытаясь справиться со своим затрудненным дыханием.
– Прости меня. – Он делает шаг назад. – Ты можешь делать все, что пожелаешь. Я знаю многих отважных женщин, которые поступали именно так. Просто знай, что тебе не нужно делать этого, чтобы помочь мне. – Он говорит так, словно каждое слово разрывает его на части.
Что-то тяжелое сдавливает мою грудь, когда он отступает от меня еще на шаг, как будто боится, что может причинить мне боль.
– Прости. – Я приближаюсь к нему, желая унять боль в его глазах. – Я всего лишь пошутила.
Он покачивает головой, не в силах смотреть на меня, в то время как корица обволакивает мой язык.
– Прошу прощения, на меня что-то нашло. Прошу, пойдем. – Он протягивает руку в направлении магазина, и я колеблюсь, не уверенная, стоит ли мне идти. – Пожалуйста, Дэкс. Я буду следовать прямо за тобой. – Его голос напряжен, как будто он что-то скрывает.
Я киваю, не зная, как поступить в сложившейся ситуации.
– Оставайся здесь. Я ненадолго, – говорю я, прежде чем быстро направиться в магазин.
На ходу я пытаюсь взять себя в руки. Если это та сила, которой он обладает в этой форме, я не могу себе представить, насколько он опасен, когда полностью восстановится. Несмотря на это, я его не боюсь. Нет, я хочу почувствовать это снова, узнать все, что можно знать о том, что подпитывает его мощь. Узнать о нем все, что только можно знать. Но я не могу. Он достаточно скоро ускользнет из моих рук.
Колокольчик над дверью звенит, когда я вхожу, и пожилая женщина с темными мешками под глазами наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня поверх очков. Комната до самых стропил завалена тканями того же лазурного цвета – от шерсти до хлопка. Ее бровь вопросительно выгибается, когда она смотрит на мое взволнованное лицо.
Я прочищаю горло.
– Мой друг сказал прийти сюда, чтобы получить рабочую униформу, – после многих лет разговоров Нессы и Ико мне остается только надеяться, что мой наложенный акцент звучит хотя бы немного правдоподобно. Она смотрит на меня так, словно я сказала ей слишком мало, поэтому я продолжаю: – Только что устроилась на работу во дворец. Кем-то вроде горничной.
– Кто ты? – бурчит она, возвращаясь к своему рукоделию.
Какое это имеет отношение к моему заказу? Я блуждаю взглядом по комнате, чтобы запомнить ее на случай, если мне понадобится заполучить униформу, не проявляя вежливости.
– Моя мама – человек, папа – фейри. Беглянка – порождение подлеца. Ненужная полукровка.
Она одобрительно хмыкает.
– На местную ты совсем не смахиваешь. – Она хватает со стола измерительную ленту, как будто это последнее, что ей хотелось бы делать сегодня.
– Ага, из Таравина, – говорю я. Это самый безопасный ответ, учитывая, что оттуда мигрируют все виды, кроме Черной Крови. – Как и ты.