Он уже предвидел, что конец будет печален: слезы, раскаяние, истерика. Но истинного конца он не угадывал.

В порыве, который охватил балерину, было нечто болезненное. Она искала слез – и нашла их в колыбельной песне. Она искала веселья – но и бешеный танец ее не веселил. Ее душа искала чего-то такого, что вызывает последний восторг, мучительный, сладкий и оскорбительный… Балерина протянула руки молодому купцу, глядевшему на нее потерянными и страстными в то же время глазами. Ошеломленный счастьем, купец схватил ее в охапку, как-то странно охнул и побежал к дверям. Юрий переступил ему дорогу:

– Оставьте ее! – сказал Юрий.

В его голосе было нечто, заставившее купца на мгновение очнуться от охватившего его хмеля. Но – только на мгновение.

– Пусти!.. Моя! – завопил купец, перекладывая балерину на одну руку, а другой отстраняя Юрия.

Балерина находилась в состоянии, близком к обмороку. Юрий вынул новенький браунинг, холодный и изящный, и приставил его дуло ко лбу купца.

– Прочь! – сказал он негромко, но таким голосом, убедительнее которого звучит только пуля…

Купец положил балерину на ковер и кинулся отнимать револьвер.

…Непоборимая стихия?.. Да. Несчастный случай?.. Да. Один из тех случаев, которые доказывают нелогичность жизни. Ее непонятность. Дикость. Ужас.

…Юрий упал на землю и, лежа, прострелил голову молодого купца. Историю «затушили», но все-таки Юрию пришлось уйти из гвардейского полка: так печально началась его жизненная карьера.

Лишившись полковой семьи, Юрий почувствовал томительное одиночество: он был сирота. Никакая другая служба, кроме военной, его не привлекала. Что делать? Но как раз в это время вспыхнула очередная революция в Мексике. Казалось бы, что общего между мексиканской революцией и молодым русским офицером, исключенным из гвардии? Но Юрий был настоящий русский. Истинная родина русского человека – вселенная. Вот почему мексиканская кавалерия обогатилась блестящим, талантливым и неустрашимым офицером. Кто знает: чего бы достиг Юрий в случае победы той стороны, которой он служил? Разве он не мог бы стать командиром полка? Или начальником дивизии каких-нибудь отчаянных ковбоев?.. Почему, наконец, ему не быть «спасителем мексиканского отечества?» Почему не командовать армией?.. Но его друзья были разбиты. Разочарованный Юрий вернулся в Россию. Я не знаю, как он жил и что делал в период между возвращением и началом великой войны. Известно лишь, что начиная с осени 1914 года и до последних дней существования Русской армии он был на фронте. Знание военной службы, мексиканский боевой опыт, необычайная выдержка и хладнокровие с первых же боев создали ему славу на всю Дикую дивизию. Среди храбрых он был храбрейшим, среди отчаянных – безумнейшим. Это его назвал неустрашимый генерал Мудар «барсом». А ведь в глубине души Мудар был убежден, что во всем свете существует только один барс – это он сам, Мудар…[67]

Революция повергла Юрия в какую-то непрерывно пламенную и холодную в то же время злость. Собственно говоря, при нем небезопасно было говорить самые слова: «революция», «Керенский», «большевик» и т. д. – эти слова приводили его в непостижимую ярость. Правда, ярость его была особого свойства: он никогда не кричал, не топал ногами, даже не повышал голоса. Но в стальных его глазах сосредоточивались такие «громы и молнии», что вчуже становилось страшно. Ротмистр Юрий и знал только одно решение проблемы революции: истребление всех революционеров. Заурбека, державшегося слишком независимых, по мнению Юрия, взглядов, он причислял к революционерам. И естественно, не задумался бы при случае его истребить… Столкновение долго назревало, и, наконец, назрело, и вылилось наружу.

Офицерское собрание, переживавшее последние недели и даже дни (приближался большевистский переворот, которого все ждали, но к которому никто не готовился), постепенно наполнялось. Сначала пришла молодежь; корнеты и поручики; потом постарше: командиры сотен и штаб-офицеры; позже всех прибыл командир полка, в сопровождении полковника Юрия и адъютанта. Полковник Юрий убеждал командира полка отобрать лучших офицеров и всадников и двинуться на присоединение к Корнилову. Командир полка возражал, ссылаясь на заявление гражданских властей Кабарды, сводившееся к следующему: гражданские власти предполагали бороться с коммунистами мирными, так сказать конституционными способами.

Гражданские власти уверяли, что коммунисты применят в Кабарде вооруженную силу лишь в том случае, если сами кабардинцы – первыми – поднимут оружие. Гражданские власти заранее всякое вооруженное выступление против коммунистов называли «провокационным». Гражданские власти взяли с командира полка торжественное обещание не выступать с полком против коммунистов… Гражданские власти ошиблись в расчете – действительно, коммунисты без боя овладели Кабардой. Но, овладев, они прежде всего разделались с представителями гражданской власти, потом с зажиточными слоями кабардинцев и, наконец, с народом.

При входе командира полка все поднялись. Молча, почти неприметными поклонами красивой гордой головой приветствуя вставших, командир полка прошел к своему месту, на верхний конец стола. Как всегда, он попробовал первое блюдо и незаметно вышел: его семья жила здесь, в городе, он обедал дома.

…Уже давно убрали первое и второе блюдо, уже допивали кофе и вино, когда с улицы донеслись звуки зурны, бубна и веселых голосов. Было совершенно ясно, что кто-то кутит. Но кто? Звуки завернули за угол – за углом находится вход в собрание. Звуки подошли к двери. Это напоминало чувство, которое испытывают дети, стоящие перед закрытой дверью, за которой зажигают елку. Вот – двери раскрылись. Тысячью невидимых летучих змей звуки зурны и бубна вторглись в собрание и здесь, в угрюмой высокой комнате, сразу сделалось радостно, забавно и смешно… Впереди шли зурначи, за ними, обнявшись, два грузина: Мушни и Дадаш, приехавшие в гости к Заурбеку, потом Заурбек, с руками в карманах – безошибочный признак, что он опьянел; и позади всех – верный соратник Заурбека – Хазеша, в медалях и крестах, с бубном в руках. Хазеша сжал губы и брови. Со стороны казалось, что от его искусства ударять в бубен зависит не только красота мелодии, но и судьба всего мира – как видимого, так и невидимого.

Ничего необыкновенного в появлении такой компании не было. Во все времена и у всех народов веселье делается тем бешенее и жажда веселья тем ненасытнее, чем больше грозовых туч собиралось на небосклоне, под которым живет народ. В России, в Кабарде и всюду, где разгорался революционный пожар, рядом со смертью шел балаган. Собрание полка уже не один раз превращалось в залу для танцев… Но сейчас пришел никто другой, а именно Заурбек. И старшим из присутствовавших был никто другой, а именно полковник Юрий. По тому, как оледенело лицо полковника Юрия, можно было безошибочно предугадать, что произойдет нечто. Заурбек присмотрелся к сидящим за столом и, увидев, что старшим является полковник Юрий, подошел к нему:

– Разрешите, господин полковник? – спросил он, улыбаясь толстыми своими губами и щуря глаза.

Полковник Юрий встал, вывел Заурбека в соседнюю пустую комнату. Зурначи продолжали выдувать рулады, Хазеша, едва успевая вытирать обильный пот, потрясал бубном.

– Вы понимаете, что вы делаете? – с ударением на «что» спросил полковник Юрий.