Половицы жалобно скрипели у него под ногами, когда он ходил из комнаты в комнату. Дом был пуст… Ее не было, словно ему все приснилось.
Рядом со свечой он нашел записку — листочек, вырванный из блокнота.
Почерк у нее стремительный, строчки то и дело взлетают, словно хотят оторваться от бумаги.
«Извини, я уехала. Срочно вызвали на работу. Ключ оставь под крыльцом. Жанна».
И все. Ни «целую», ни «до скорого».
Миша отпустил руку с запиской, закрыл глаза.
Вот ее лицо, озаренное колеблющимся пламенем, вот ее глаза, вот ее губы.
Вот еще ее запах на руках.
А ее нет.
Не разбудила, не поцеловала напоследок.
И как она выбралась из этой глухомани? Наверное, машину прислали… Но он бы проснулся от шума мотора…
Он заправил кровать, еще раз прошелся по дому — пустому, холодному, неуютному. Такому же брошенному, как он сам.
Потом вышел, запер дверь, оставил ключ под крыльцом.
Уже в машине набрал ее номер, так хотелось снова услышать ее голос. Тот голос, что ночью говорил ему слова, от которых хотелось умереть, или убить ее, или задушить в объятиях.
Но из черной телефонной пустоты раздался чужой равнодушный голос: «Абонент находится вне зоны доступа…»
Глава тринадцатая
Дома он немного успокоился. Всегда так было, стоило ему переступить порог их маленькой квартиры, его охватывало некое умиротворение. Мир извне, так часто враждебный к нему, оставался снаружи, за дверью, обитой коричневым, покрытым трещинами, дерматином, и за окнами, которые мама держала всегда чистыми до прозрачности. Дома вкусно пахло пирогами, на диване ждал старенький клетчатый плед, под которым так уютно было вздремнуть, на прикроватной тумбочке горбатилась любимая, перечитываемая бесконечное количество раз, книжка — и было так спокойно, так легко.
Вот и сейчас Миша закрыл дверь на замок и на цепочку, прислонился к дверному косяку и перевел дух. Он слышал — мама возилась на кухне.
— Привет, мам! — крикнул он из коридора.
— Здравствуй, Мишенька! Я сейчас! Духовку только проверю!