Критики всех политических направлений полагали, что Айснер был интеллектуалом без какого-либо таланта для лидерства. В глазах журналиста Виктора Клемперера Айснер был «деликатным, хрупким, согнутым маленьким человеком. Его лысая голова не была впечатляющего размера. Грязные седые волосы беспорядочно лежали на его воротнике, его рыжеватая борода имела грязный, сероватый оттенок; глаза его были скучно серыми за линзами его очков». Писатель еврейского происхождения не смог обнаружить «никаких признаков гения, почтенности, героизма». Для Клемперера Айснер был «посредственной, тусклой личностью». Некоторые из министров в правительстве Айснера, которые не вышли из его партии, отзывались о его талантах как политика даже ещё менее комплиментарно. Например, Хайнрих фон Фрауэндорфер, министр транспорта, говорил Айснеру на заседании кабинета министров 5 декабря: «Весь мир говорит о том, что Вы не знаете, как управлять», добавив при этом: «Вы не государственный человек, … Вы дурак!»
Другой проблемой было то, что большое число вышестоящих лиц в правительстве и в советах не были баварцами по рождению. Курт Айснер не смог понять, что если бы он поставил на руководящие должности в революции больше местных революционеров, то это улучшило бы легитимность нового режима в народе. В феврале Клемперер, который освещал революцию в Мюнхене для лейпцигской газеты, язвил в одной из своих статей: «Что раньше было верно в отношении искусств в Мюнхене, стало верным в отношении политики; все говорят: где народ Мюнхена, где баварцы?»
Хуже того, в результате отсутствия таланта политического деятеля, у Айснера не было реалистичных мыслей о том, как лучше всего удерживать радикальных революционеров внутри его собственных рядов и в тех группах, что были левее его партии, таких как «Спартаковцы», когда эйфория первых дней революции пошла на убыль. («Спартаковцы» — революционная группа, названная так в честь вождя римских рабов Спартака, которая пропагандировала диктатуру пролетариата). Айснер отмахивался от повторяющихся и настойчивых предупреждений, что он чересчур доверяет крайним левым и что он недооценивает опасность переворота с их стороны. Он говорил своему правительству, что люди на крайнем левом фланге всего лишь выпускают немного пара: «Нам следует дать людям выпустить его из их систем». Он не смог понять, что пытаясь приручить крайних левых в Мюнхене, он достиг противоположного: он раздул левый радикализм, роя тем самым могилу для своего примиренческого подхода к политике.
Радикальные революционеры ощущали, что Айснер продался реакционерам, которые в их глазах включали всех от социал-демократов (СДПГ), либералов и умеренных консерваторов до истинных реакционеров. В их идеалистическом, но параноидальном видении мира, которое следовало стандартным большевистским рассуждениям, парламентская демократия, либерализм, постепенность и реформизм с одной стороны, и правый авторитаризм с другой были двумя сторонами одной и той же медали.
В начале декабря 1918 года Фриц Шрёдер, один из представителей независимых социал-демократов Айснера, недвусмысленно высказался в Совете солдат против парламентской демократии: «Слухи о национальном собрании — это не более чем реакционная болтовня». Схожим образом анархист Эрих Мюэзам требовал установления мягкой диктатуры, нацеленной не на поддержку пролетариата, но на то, чтобы «разделаться с пролетариатом». Тем временем, близкий соратник Мюэзама, Йозеф Зонтхаймер, по существу требовал разрушительной власти толпы. «Я надеюсь», — выкрикивал Зонтхаймер по время митинга в начале января, «что мы все возьмёмся за оружие, чтобы посчитаться с реакцией». Несколькими днями раньше коммунисты потребовали на публичном митинге в Мюнхене, что люди должны «пойти на выборы Национальной Ассамблеи не с избирательными бюллетенями, но с ручными гранатами».
К концу ноября 1918 года Эрхард Ауэр, министр внутренних дел и лидер СДПГ, уже пришёл к заключению, что продолжающийся радикализм крайне левых делает демократизацию в Баварии нежизнеспособной. Глубоко обеспокоенный тем, что это может перерасти в тиранию, Ауэр постоянно набрасывался на Айснера и на отсутствие решительных действий с его стороны против левых радикалов, заявив 30 ноября: «Не может, не должно быть диктатуры в нашем свободном народном государстве». Поскольку сторонники Айснера чувствовали себя всё более осаждёнными со всех сторон, они фактически отменили свободу слова уже 8 декабря. В этот день они приказали нескольким сотням солдат атаковать офисы газет: консервативных, либеральных и умеренных от СДПГ. Двумя днями позже американцы, проживавшие в Мюнхене, получили срочное уведомление от государственного департамента США, что более не безопасно проживать в Германии; им было сказано «отправиться домой как можно раньше».
Повсюду в Германии попытки радикалов левого крыла свергнуть новый либеральный политический порядок были даже более экстремальными, доказывая то, что опасения Ауэра не были безосновательными. В начале января коммунисты попытались устроить в Берлине государственный переворот, нацеленный на свержение национального правительства, уничтожение парламентской демократии путём предотвращения проведения национальных выборов и установления вместо неё Германской Советской Республики. Только с помощью милиции умеренным социал-демократам удалось спасти зарождающуюся парламентскую демократию Германии. И попытки левых свергнуть силой парламентскую демократию в Германии не были ограничены столицей. Например, с января до 4 февраля Советская Республика существовала в Бремене, старом ганзейском городе на северо-западе Германии. В конце 1918 и в начале 1919 года основной вызов установке либеральной демократии в Германии не исходил от правых. Он пришёл слева.
Единственный серьёзный вызов в Баварии, не исходивший от радикальных левых, был от Рудольфа Бутманна, библиотекаря, работавшего в библиотеке баварского парламента, который недавно вернулся с войны и который станет возглавлять нацистскую партию в баварском парламенте между 1925 и 1933 гг. Вместе с пангерманистским издателем Юлиусом Фридрихом Леманном и другими соучастниками заговора Бутманн планировал свержение правительства Айснера и с этой целью в конце декабря основал милицию («бюргервер»,
После того, как он очень скоро понял, что реставрация монархии, которую он бы предпочёл, не была жизнеспособным вариантом, Бутманн решил перекинуться к умеренным революционерам. В течение зимы 1918–1919 гг. он снова и снова пропагандировал прагматическое сотрудничество с социал-демократами, профсоюзами и другими группами. В отличие от радикальных левых, он хотел согласиться с новой послевоенной парламентской системой. В это время Бутманн ещё не был национал-социалистическим активистом и политиком, которым он должен был стать. Запись от 6 января 1919 года в дневнике жены Леманна, Мелании, наводит на мысль, что Бутманн и Леманн искренне сотрудничали с министрами от СДПГ. В ней также отмечено, что эти двое в тот момент не намечали активно свергнуть правительство, но скорее намеревались помочь ему против предполагаемых выпадов со стороны крайне левых. Мелания писала: «В начале декабря в Мюнхене тихо формировалась милиция для противостояния разрушительной деятельности группы Спартака, которая вооруженными самозванцами сорвала несколько собраний и вынудила уйти в отставку министра внутренних дел Ауэра, умеренного социалиста». Она добавила: «Юлиус работал с большим удовольствием и усердием, и надеялись, что милиция будет организована и готова победить спартаковцев при следующем мероприятии, которое, как ожидалось, пройдёт до выборов. Правительство знало об этом, и умеренные министры это решительно поддерживали».
Как отмечает случай Бутманна и Леманна, послевоенная демократизация в Баварии не была мертворождённой; в то время некоторые из тех людей, которые в будущем станут одними из наиболее важных сторонников Гитлера, всё ещё хотели развивать парламентаризацию и демократизацию Баварии. Даже Общество Туле, членом которого был Юлиус Фридрих Леманн, тогда представляло будущую Баварию во главе с лидером СДПГ. В начале декабря СДПГ разрабатывало планы ареста Айснера и замены его Ауэром.
В то время, как политическая ситуация в Мюнхене в начале 1919 года продолжала радикализовываться, Гитлер и Шмидт продолжали своими действиями поддерживать революционное правительство, даже когда по их возвращению из Траунштайна в свой полк в Мюнхене его состав стал поощряться к демобилизации. Для содействия быстрого возвращения к гражданской жизни его членов полк организовал «Отдел службы занятости» и позволил его членам брать отпуск до десяти дней за один раз с целью поиска работы, с правом возвращения в часть, если в этот период работа не будет обеспечена. И всё же Гитлер и Шмидт выбрали продолжение службы новому режиму, даже когда противники Айснера пытались выступить, чтобы сместить его 19 февраля.
Попытка переворота 19 февраля остаётся покрытой тайной до сегодняшнего дня. Нацеленный на отстранение Айснера от власти, он возглавлялся моряком, старшим унтер-офицером флота Конрадом Лоттером, членом Баварского солдатского совета. В нём участвовали шестьсот моряков — большинство из них были баварцами — которые лишь несколькими днями ранее вернулись в Баварию с Северного моря. Путч окончился схваткой и перестрелкой на центральном вокзале Мюнхена. Большинство сохранившихся отрывочных свидетельств наводят на мысль, что Лоттер был обеспокоен тем, что Айснер как не желает, так и не способен передать власть партиям, которые выиграли выборы в Баварии, и следовательно, что более радикальная революция, поддерживаемая войсками, симпатизирующими крайне левым, была неминуема. Примечательно, что ни полк, членом которого был Гитлер, ни другие располагавшиеся в Мюнхене войска не пришли спасать Лоттера и его людей.
Имеются веские причины верить тому, что руководство СДПГ было замешано в путче, поскольку Лоттер встретился с вождём СДПГ Эрхардом Ауэром незадолго до попытки переворота для обсуждения вопроса о создании проправительственных войск для обеспечения безопасности Мюнхена. Лоттер также публично заявлял 13 декабря, что если Ауэр станет вождём революции в Баварии, то 99 процентов баварцев поддержат революционное правительство. Более того, в соответствии с дипломатической телеграммой папского нунция в Баварии Евгенио Пачелли, будущего папы Пия XII, моряки Лоттера заявили, что их целью было защитить здание, в котором размещался парламент, и сделать так, чтобы открытие новой парламентской сессии прошло 21 февраля, как было запланировано.
Продолжая служить в воинской части, лояльной Айснеру, Гитлер, в сущности, поддерживал скорее баварского революционного вождя, нежели Лоттера. Он продолжал обитать и выполнять свои обязанности в казармах Второго пехотного полка на Лотштрассе, прямо к югу от Обервизенфельд, где он размещался с момента своего возвращения из Траунштайна. Одной из его задач была функция охраны в различных местах в Мюнхене. Например, некоторые из солдат его части общим числом тридцать шесть человек, среди которых вероятно был и сам Гитлер, с 20 февраля до марта были использованы для защиты места, у которого попытка переворота Лоттера окончилась перестрелкой, и для защиты центральной железнодорожной станции Мюнхена. Своей службой Гитлер помогал предотвращать попытки других людей отстранить от власти еврейского социалистического вождя Баварии, таким образом защищая режим, с которым, как он заявит, став национал-социалистом, всегда боролся.
Несмотря на усилия Гитлера и его соратников защитить Айснера, прошло только лишь два дня со времени провалившейся попытки переворота Лоттера, когда противники Айснера ударили снова. На этот раз удачно. 21 февраля, в день открытия парламента Баварии, молодой студент и офицер придворного пехотного полка Антон граф фон Арко ауф Валлей подкрался к Айснеру сзади как раз в тот момент, когда вождь независимых социал-демократов вышел из баварского министерства иностранных дел по пути в парламент на открытие сессии законодательной власти Баварии, где он намеревался подать в отставку. Арко дважды быстро выстрелил ему сзади в голову. Айснер скончался на месте.
Наиболее вероятно, что Айснер погиб в результате заговора офицеров придворного пехотного полка, элитной части, обязанностью которой ранее была защита короля. Внучатой племяннице Михаэля фон Годин, офицера-однополчанина Антона фон Арко, и брата одного из командиров полка Гитлера во время Первой мировой войны, одна из её двоюродных бабушек говорила, что офицеры придворного пехотного полка строили планы убить Айснера. Двоюродная бабушка поделилась с ней, что Михаэль фон Годин и его товарищи в придворном пехотном полку тянули жребий — кто будет стрелять, что и определило — Арко будет тем, кто убьёт Айснера.
Вследствие убийства Айснера ничто больше не было как прежде, определённо не так, как представляли себе Арко и его соучастники заговора. Высокопоставленный американский официальный представитель Герберт Филд обнаружил это на своём непростом опыте. Через несколько часов после убийства Филд, представитель военной комиссии союзников по контролю от США в Мюнхене, которая была организована после перемирия, шёл к центральной станции Мюнхена, сопровождаемый немецким офицером. На станции солдаты набросились на них двоих, опрокинули немецкого офицера на пол и сорвали с его формы эполеты. Через несколько дней после этого события Филд написал в своём дневнике: «Перспективы чрезвычайно мрачные. Я ожидаю увидеть в ближайшем будущем установление большевистского господства.» Поскольку станция охранялась солдатами из подразделения Гитлера и других того же полка, это происшествие даёт нам хорошо почувствовать, с какого рода людьми Гитлер служил в своей части в конце февраля 1919 года, независимо от того, был ли он лично на месте во время нападения на Филда (см. фото 4).
Если, как Гитлер станет намекать в
В часы, дни и недели, последовавшие за вероломным убийством Айснера, радикализация Баварии ускорялась по мере того, как центр политики быстро разрушался. В глазах многих компромисс и умеренность просто не сработали.
И тем не менее убийство Айснера не было коренной причиной последующей радикализации Баварии. В действительности радикальные левые так никогда и не приняли результаты выборов в Баварии в начале января. С того дня, когда были объявлены результаты выборов, готовились планы упразднить парламентскую демократию и передать всю политическую власть в руки Советов солдат, рабочих и крестьян, как в Советской России.