– Какой, Иосиф Виссарионович? – удивился Рокоссовский.

– Звезды маршала Советского Союза, – ответил Верховный Главнокомандующий, вгоняя в краску генерала.

– Значит, не заслужил, товарищ Сталин.

– Верно, не заслужили, – констатировал Сталин. – Взяли бы Днепропетровск, Полтаву или Кременчуг, и стали бы.

Вождь требовательно посмотрел на генерала:

– Скажите как на духу, могли ваши войска дойти до Днепра или нет?

– Могли, товарищ Сталин, – честно признался полководец, – но это было связано с большим риском. Полная неизвестность в отношении противника, весенняя распутица, что могла начаться в любой момент. Но самое главное, наши войска ещё не научились наносить далеко идущие удары по тылам противника, и неудача войск товарища Ватутина тому доказательство.

– Значит, вы считаете, что товарищ Ватутин не виновен в разгроме его армий? – тотчас откликнулся на его слова Сталин. Вопрос был задан с откровенной подковыркой, и любой другой генерал сто раз подумал бы, прежде чем открыл бы рот, но Константин Рокоссовский не был таким. К тому же он отлично видел, что Сталин задал ему этот вопрос отнюдь не из желания унизить и растоптать Ватутина. Говоря в столь требовательном тоне, Верховный как бы проверял твердость убеждений собеседника. За время войны он изрядно навидался людей, желающих угадать и угодить ему, говорящих то, что он хотел слышать.

– Генерал Ватутин – грамотный и опытный командир, товарищи Сталин. У него хорошая штабная команда, и предпринятая ими операция имела шансы на успех. Однако мало иметь блестящий штаб и ответственных исполнителей задуманных идей. Нужно иметь опытный командный состав не только на уровне полков, дивизий и корпусов, но и на уровне батальонов и, желательно, рот. Чтобы каждый командир знал свой маневр и мог довести его до сознания солдат.

– Вы цитируете тактику генералиссимуса Суворова, – Сталин кивнул на один из двух портретов, висевших на стене его кабинета. – Не устарели ли его принципы для современной войны?

– Нет, – решительно заявил Рокоссовский. – Учение Суворова верно, и потому оно побеждает.

– Опять классики, – усмехнулся Сталин, – но не будем спорить. Посыл вашей мысли я уловил и во многом согласен, однако почему Ватутин не смог остановить немцев, а вы смогли? Почему очертя голову он двинул свои войска к Днепру, а вы остановились, поджидая отставшие тылы? Только не говорите, что это простое стечение обстоятельств и вам повезло, не надо. Ваш любимый Суворов говорил: везенье везеньем, но нужно и уменье.

Припертый к стене столь откровенным вопросом, Рокоссовский помолчал, собираясь с мыслями, а потом произнес:

– Я не могу сказать за Ватутина, товарищ Сталин, но, отказавшись идти на Полтаву, Кременчуг и Днепропетровск, я сильно рисковал. Не подведи Ватутина погода, его танки могли выйти к Днепру и захватить переправы в районе Запорожья и Днепропетровска. И тогда я был бы в ваших глазах трус и перестраховщик, а он – герой и умница. Все сложно и непросто, товарищ Сталин. Война – процесс мало предсказуемый.

– Не уходите в сторону, Константин Константинович. Ватутин рвался к днепровским переправам вопреки вашим предупреждениям о приближении немцев. Не так ли?

– Совершенно верно.

– Вы предупреждали, а он решил рискнуть в расчете, что победителей не судят. Так вот их судят, товарищ Рокоссовский, и судят очень жестко, – бросил вождь и двинулся вдоль окон кабинета.

– Если вы намерены снять Ватутина с поста командующего фронтом, то это большая ошибка, товарищ Сталин! Ватутин – грамотный командующий! – воскликнул Рокоссовский.

Вождь молча дошел до угла кабинета и, повернув обратно, неторопливо сказал:

– Раз вы считаете, что это ошибка, тогда не будем снимать. Пусть воюет, мы не против. Однако должные выводы генерал должен для себя сделать.