– Прощу прощения, сэр. Разумеется, будь мой отец здоров, вам не пришлось бы ждать. И не сиди я подле него, я без промедления приняла бы вас еще в первый ваш приход. А теперь не будете ли вы столь любезны объяснить, что за срочное дело привело вас сюда?

Мистер Корбек, заметно смешавшись, бросил взгляд на меня. Мисс Трелони тотчас продолжила:

– У меня нет никаких секретов от мистера Росса. Он пользуется полным моим доверием и всячески помогает мне в нынешних несчастливых обстоятельствах. Едва ли вы представляете, в каком тяжелом состоянии находится мой отец. Вот уже три дня он не приходит в себя, не проявляет никаких признаков сознания, и я пребываю в ужасной тревоге за него. К несчастью, я почти ничего не знаю о своем отце и его жизни. Я переехала к нему всего год назад и ведать не ведаю о его делах. Не знаю даже, честно говоря, кто вы такой и что вас с ним связывает.

Последние слова девушка сопроводила извиняющейся улыбкой – самой обычной улыбкой, но вместе с тем невыразимо милой, – как бы давая понять, что она и сама находит свою неосведомленность абсурдной.

Несколько долгих секунд гость пристально смотрел на нее, а потом, собравшись с духом и словно бы проникшись к нам доверием, решительно заговорил:

– Я Юджин Корбек, магистр искусств, доктор юриспруденции и магистр хирургии Кембриджского университета, доктор литературы Оксфордского университета, доктор наук и доктор лингвистики Лондонского университета, доктор философии Берлинского университета, доктор восточных языков Парижского университета. У меня есть и другие звания, более или менее почетные, но я не стану утомлять вас их перечислением. Все ученые степени, мною названные, полагаю, дают мне право войти в покои мистера Трелони. В молодости – к счастью для своего пытливого ума, но в ущерб своему карману – я увлекся египтологией. Не иначе меня укусил какой-то ядовитый скарабей, ибо увлечение это оказалось чрезвычайно сильным. Я занялся поисками древних гробниц, умудрялся кое-как сводить концы с концами и познавал разные премудрости, какие не вычитаешь в книгах. Я был совсем на мели, когда повстречал вашего отца, проводившего кое-какие исследования на собственные средства, и с тех пор все мои денежные потребности всегда исправно удовлетворялись. Он истинный меценат – ни один страстный египтолог и мечтать не может о лучшем покровителе!

Он говорил с чувством, и мисс Трелони порозовела от удовольствия, услышав похвалу в адрес отца, однако я не мог не отметить, что мистер Корбек словно нарочно тянет время. По всей вероятности, он таким образом хотел прощупать почву, понять, насколько можно доверять двум незнакомцам, сидевшим перед ним. Было заметно, что мало-помалу его речь становится все более откровенной. Впоследствии, размышляя об этом и оценивая сказанное мистером Корбеком, я пришел к выводу, что он счел нас вполне достойными доверия.

– Я возглавлял несколько экспедиций в Египет, снаряженных вашим отцом, и для меня всегда было огромным удовольствием работать на него. Многие из своих сокровищ – а среди них есть редчайшие артефакты! – мистер Трелони приобрел через меня: они были либо обнаружены в ходе наших раскопок, либо куплены мной в какой-нибудь антикварной лавке, либо… либо… добыты иным способом. Ваш отец, мисс Трелони, обладает необычайно глубокими познаниями. Когда он задается целью разыскать какую-нибудь ценную вещь, о существовании которой (если она сохранилась доныне) ему стало известно, он будет гоняться за ней по всему свету, пока не заполучит в собственность. В последнее время я как раз занимался подобными розысками.

Мистер Корбек умолк, да так резко, словно кто-то захлопнул ему рот, дернув за незримую веревочку. Мы выжидательно смотрели на него. После долгой паузы он снова заговорил – уже более осторожно, как будто желал предупредить любые наши вопросы.

– Я не вправе рассказывать о своей миссии: ни куда ездил, ни зачем – вообще ничего. Все сведения такого рода остаются в тайне между мной и мистером Трелони. Я поклялся хранить полное молчание.

Он сделал паузу, и на лице его появилось смущенное выражение.

– Мисс Трелони, уверены ли вы, что ваш отец не в состоянии принять меня сегодня? – спросил он внезапно.

В глазах девушки мелькнуло удивление, но спустя мгновение она встала и промолвила тоном, исполненным одновременно достоинства и любезности:

– Пойдемте со мной, мистер Корбек, сами увидите!

Она направилась к комнате отца, наш гость последовал за ней, а я замкнул шествие.

Мистер Корбек вошел в покои больного с уверенностью человека, уже не раз здесь бывавшего. По бессознательному поведению людей всегда можно безошибочно определить, находятся они в привычной или же новой для них обстановке. Несмотря на страстное желание увидеть своего влиятельного друга, мистер Корбек сначала окинул взглядом комнату, явно ему хорошо знакомую, и лишь потом перевел внимание на постель, где лежал больной. Я пристально наблюдал за гостем, чувствуя, что он способен пролить свет на странное дело, в которое мы оказались вовлечены.

Не то чтобы я сомневался в нем: он определенно был человеком кристальной честности, – но именно этого качества нам сейчас и надлежало опасаться. Неколебимо верный своим обязательствам, он будет хранить тайну до конца, если сочтет это своим долгом. Однако здесь имел место случай по меньшей мере нерядовой, который требовал более широкого, чем обычно, понимания границ конфиденциальности. Для нас неведение означало беспомощность. Узнав что-нибудь о прошлом мистера Трелони, мы смогли бы хоть сколько-нибудь прояснить обстоятельства, предшествовавшие нападению, а значит, найти способ вернуть пациента в чувство. Возможно, часть древних артефактов все-таки нужно вынести из комнаты… Мысли мои снова начинали блуждать. Встряхнувшись, я принялся наблюдать за мистером Корбеком. Он смотрел на своего друга, ныне столь беспомощного, с выражением бесконечной жалости на загорелом, изрезанном морщинами лице. Черты мистера Трелони сохраняли суровость даже во сне, но почему-то от этого он выглядел лишь еще беззащитнее. Когда видишь в таком состоянии человека слабого или заурядного, особого волнения не испытываешь, но этот целеустремленный, властный мужчина, погруженный в беспробудный сон, являл собой поистине душераздирающее зрелище, подобный величественной руине. Мы все уже привыкли к плачевному виду пациента, но я заметил, что сейчас, в присутствии постороннего, чувство горестного сострадания с новой силой охватило мисс Трелони, как, впрочем, и меня. Лицо мистера Корбека стало жестким; выражение жалости бесследно исчезло, сменившись мрачной непреклонностью, не сулившей ничего хорошего тому, кто сокрушил столь могучую силу. Уже секунду спустя его черты приняли выражение твердой решимости: казалось, теперь он направил всю свою неукротимую энергию на некую вполне определенную цель. Мистер Корбек обвел нас взором и, задержав его на сиделке Кеннеди, приподнял брови. Заметив это, сиделка в свою очередь вопросительно посмотрела на мисс Трелони, которая ответила ей быстрым выразительным взглядом. Поняв все без слов, сиделка тихо вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Сначала мистер Корбек повернулся ко мне, движимый естественным желанием сильного мужчины говорить не с женщиной, а с равным себе, но потом, вспомнив о долге вежливости, обратился к мисс Трелони:

– Расскажите мне все по порядку. Как все началось и когда.

Мисс Трелони просительно посмотрела на меня, и я тут же пустился в детальный рассказ о произошедших событиях. Пока я говорил, наш гость ни разу не пошевелился, но его бронзовое лицо постепенно приобрело, образно говоря, стальное выражение. Когда под конец я поведал о визите мистера Марвина и о доверенности, ему выданной, мистер Корбек несколько оживился. А когда я, заметив его интерес, более подробно описал условия, оговоренные в доверительной бумаге, он воскликнул:

– Прекрасно! Теперь я понимаю, в чем состоит мой долг!