— Серебряная вода да медная соль — вот знатное снадобье от кишечных расстройств. Мы, кассарцы, знаем толк в серебре.

— Голубоцвет палочника, заваренный на простом кипятке, — вот и все лекарство. От медных солей твоих только горечь да вред!

— Сын козла, овечий выкормыш! Я снадобья варил, когда ты себе на пятки мочился, деревенщина!

— Вы и курдючным салом мажетесь, словно благовонием, да траву свою поганую курите, что дышать возле вас все одно что в коптильне!

— Себя понюхай! Бородавчатый! Кто пять дней назад в луже у трактира валялся?! Ты с тех нор в баню так и не собрался, а еще мне указывает на то, как я благоухаю!

— То вино плохое, гад трактирщик мерзкую настойку подал.

— Ты пять кувшинов выпил, что плохое что хорошее, а все одно после стольких возлияний место твое в луже, как есть рядом со свиньями! Я-то с тех пор в бане уже два раза бывал! А ты, Балбаш, и вовсе не знаешь, что такое баня!

— Вот вы, люди копченые, и подхватываете в банях своих всякую заразу да хвори! Вот и измышляете, чем бы еще лечиться! Вам что мойся, что не мойся, все одно кожу белей не сделать! Вы уж чумазыми рождаетесь.

Харбу-Махар проворно вскочил на широкие перила и, чуть присев, как раз оказался вровень с Балбашом, глядя ему в глаза.

— Ты себя на четвереньках видел? Боров мордастый, да если бы не мое вмешательство, то так бы и загнали тебя в свинарник вместе с прочими, от свиньи только мантией в заплатках и отличаешься, а раздень тебя — так секач секачом!

— Зубоскаль сколько влезет, чумазый! А все едино не способны вы даже с простой хворью справиться. Овец гонять по лугам да горам — много ума не надо. Шерсть настричь да сыр сделать любая хозяйка может. Коль скоро своих соплеменников лечишь такими снадобьями, так уж лучше сразу кровь им пускай, как в старину, все больше толку будет.

— Самозванец! — заверещал старик Харбу-Махар. — Меня князь пуляйский в придворные лекари звал, когда я его сына — от рождения хилого — на ноги поставил. Неужто и теперь думаешь, что больше моего знаешь?!

— Пока ты княжеских отпрысков травил своими зельями погаными, я в харидских крепостях гнойные раны чистил! И всяк мне благодарен был и не только золотом, но и добрым словом! Скольких солдат от лютой смерти спас! А медная соль твоя — чисто яд! Травы! Вот первое сырье для лекарств! В камнях да солях твоих только сила земли, однобокая да коварная! А травы питаются водой, множатся ветром, под огненными лучами солнца! В них истинная сила!

— Деревенщина! Металлы да соли — чисты! Истинно творение духов! А не всякая поросль! Скотская радость! Ты еще сеном своих людей поправляй! Вот они тебе спасибо скажут…

От этих бесконечных споров и упреков я даже не мог уснуть! Оба чародея так рьяно орали друг на друга, что, похоже, все небеса сотрясались от их отборной брани. Вся команда и слушать их перестала. И уже даже не бросались разнимать. Золото уплачено вперед, а уж чем гости себя забавлять станут, так то их личное дело. Ни шикнуть на них, ни присмирить законы гостеприимства не позволяли, вот и приходилось терпеть эти бесконечные споры и упреки, плавно перетекающие одни в другие с того самого момента, как гости глаза продирали. Были, конечно, некоторые короткие затишья, когда оба спорщика расходились в стороны к своим столам хлебнуть вина или съесть чего-нибудь. Но потом опять встречались на палубе и заводили новый спор, теперь уже на другую тему.

— …Кислое вино, — прошипел Харбу-Махар, скривив лицо.

— Кислое, — согласился с ним здоровяк Балбаш, — разглядывая пушистый и яркий от пылающих звезд небосвод.

— Скотина трактирщик! Говорил, что на меду настаивал.