Не ожидая чудес, я все же решил, что в данной ситуации решающими станут опыт и практика, но вскоре понял, что поторопился. И Най и Орадан застыли словно мраморные изваяния, высматривая друг у друга малейшую ошибку. Они не тратили сил, изматывая себя опасными и дерзкими приемами, они просто буравили друг друга взглядами, как два кота весной, не поделившие территорию, застывшие в странных, неудобных позах.

Уже через меру времени это показалось не просто скучным, но даже не понятным. Хилый мальчишка и матерый убийца застыли в напряженных боевых стойках, не решаясь сделать первый выпад. Лично я бы уже не вынес противостояния и атаковал, но у них была какая-то особая техника, свой собственный подход. Прочие, немного опухшие от вчерашнего веселья небоходы и новобранцы почти беззвучно перешептывались, за спинами передавали медные монеты, ставя на того или иного дуэлянта. Но я почему-то не рисковал участвовать в споре даже с самим собой. Весь мой опыт, все мои прежние знания говорили только за то, что ставку следовало сделать на пустынного волка. Но наемник тем и отличается от прочих вояк, что бьет быстро, умело и проворно.

Орадан приподнял левую, пустую, руку и чуть присел, сгибая колени и расставив ноги. Най в ответ еще больше развернулся левой, незащищенной, стороной к противнику. Отвел руку с оружием, увеличивая потенциальный рычаг и силу удара. Все, кто хоть немного разбирался в кинжальном поединке, прекрасно понимали, что мастерство обоих выше среднего. Но если в случае с наемником можно было не сомневаться, то мальчишка удивлял хотя бы только тем, что уже так долго сумел удержать пронзительный, почти магический взгляд пустынного волка.

Наконец Орадан узрел слабое место в защите и ударил стремительно, сильно, так, словно и вправду, намеревался убить.

Не знаю как прочие, моя позиция была удобной Для наблюдения, но даже я не заметил тех стремительных выпадов, что оборвались на волосок от смертельного исхода.

Оба кошелька, и наемника и мальчишки — сорвались с поясов и упали словно спелые яблоки. Кошелек Ная рухнул на дощатую палубу и рассыпался подрезанный острым лезвием, а вот мошна наемника не долетела до гладких досок и оказалась в руке мальчишки, успевшего отпрянуть от наемника на безопасное расстояние с увесистой добычей.

— Ура ветролову! — выкрикнул Сих, один из рудокопов, которого мы взяли из шахт.

Прочие небоходы-новобранцы только подхватили мальчишку на руки и стали раскачивать, выражая тем самым к нему свое почтение.

Первый раз я видел, как Орадан улыбается искренне и от души, не злобно, не надменно, а именно от души, с некоторой долей ликования. Я встал справа от наемника и спросил:

— Есть что-то, что ты хотел бы мне рассказать, мой друг Орадан? Еще в тот момент, когда ты загадочно улыбался, глядя на то, как у бугая Газара трясутся коленки перед мальчишкой, я понял, что тебе что-то известно. Скажи мне, что?

Выждав некоторое время, как бы собираясь с мыслями. Орадан подобрал с палубы кошелек Ная и ответил:

— Еще в тот первый день, когда я увидел мальчика в первый раз, там, в горах, я заметил у него на запястье шрам. Любой другой может принять этот шрам за что угодно, но только не тот, кто владеет мастерством кинжальной схватки. Этот шрам как метка мастера. Всегда во время обучения молодые ученики нарываются на один и тот же прием, хитрый и коварный. Редко, у кого из мастеров нет этой отметины. Первым делом я подумал, что наличие такого шрама у мальчишки — случайность. Но вскоре мои предположения подтвердились и другими фактами. Он из знатного рода, мой капитан. И не просто знатного, а состоятельного настолько, что у мальчика с ранних лет был весьма опытный и талантливый учитель, пожалуй, даже более матерый наемник, чем я. Мне нужно было просто удостовериться.

— Работорговец, продавший мне мальчишку, предупреждал, что с ним не так все просто. Не зря же он опаивал его сонными отварами. Вот только я не предал тогда значения его словам, посчитал излишним обращать внимание на такую деталь.

— Все дело в том, капитан, что этим искусством владеют не многие. Ему нельзя научиться, просто подглядывая за упражнениями мастера. Должна быть школа, специальные упражнения, отменный присмотр и очень много усердия.

— Как же мальчишка с такими боевыми талантами оказался в рабстве у торговца?

— Думаю, что этот самый торговец — не первый, кому пришла в голову идея опаивать мальчишку. Он и сейчас еще страдает от этого зелья. Но молодое тело быстро восстановится, избавится от яда. Кому-то он стал неугоден. И на твоем месте, Брамир, я бы не стал пока искать ответ на этот вопрос. Если мальчишка пожелает, он сам расскажет о себе. Если нет, не стоит его спрашивать. На корабле, среди нас, он в безопасности. Я не знаю, как мальчик стал рабом, ясное дело, что не по своей воле. А значит, за этим кто-то стоит. Пусть этот кто-то думает, что все свершилось.

— Знаешь, Орадан, порой мне кажется, что я сел играть в игру, правил которой не знаю. Мало того, я играю не на медный червонец, а на собственную жизнь — вот ставка в этой опасной игре.