Бахрей и Дамил сговорились сами и попросили меня высадить их вместе с товаром на большой караванной дороге в городе Холмистый Торжок. Когда-то эти деревянные стены, частоколы и сторожевые башни, сложенные из сосновых бревен, казались мне неприступными. А нынче, после великолепия и мощи южных твердынь, смотрелись огороженными плетенью сараями, еще и с такой высоты.

Орадан зарядил якорным гарпуном большой арбалет на носу корабля и подозвал Ная, чтобы тот нажал спусковую скобу. Он давно просил пустынного волка позволить стрельнуть из большого арбалета. Нависший над вечерним городом фрегат закрывал собой половину восточных окраин. Люди, с интересом и без испуга разглядывали нас, задрав верх головы. Шести колен в длину, тяжелый гарпун врезался в раскисший чернозем, увязая в нем длинными стальными крючьями. Канат сразу туго натянулся, но Ханх не спешил гасить фитили и спускаться. Ему, как и мне, не хотелось ложиться брюхом в жирную грязь, и потому я распорядился, чтобы команда рядовых небоходов, из числа новобранцев, позаботилась о настиле для выгрузки купеческого товара, пока те отправились в гильдию за обозами. Задерживаться здесь тоже не было большого желания, но новобранцев, прихваченных на рудниках, следовало как следует одеть, вооружить, иначе они так и будут отсиживаться в трюме, когда я сам стою у рулей, а мои друзья держат паруса и ловят ветер. На то и нужна команда, чтобы все были при деле да могли заменить друг друга. Даже на тех высотах, где солнце не греет, а ветер порой так лютует, что в клочья рвет снасти и ломает крепления.

Корвель с точностью аптекаря выдал каждому новобранцу по два золотых грифа на одежду и оружие и по три медных червонца на вино.

Хаджин развернула передо мной карту и стала показывать то место, где мы сейчас находились. Излишне право, я помнил эти земли и неплохо ориентировался. Больше всего меня поразил не сам факт, что за один день, с раннего утра и до вечера, двигаясь сквозь шторм, бушующий в небе, мы преодолели примерно сорок пять конных переходов. Тогда, в юности, мне казалось, что расстояние так велико, что иди хоть полный календарь, а все равно не сможешь оценить сполна. Так разнились климат и местные нравы, обычаи и привычки. Здесь даже торговые договоры совершались как-то очень поспешно, уныло, обыденно. Я за долгое время житья на юге привык к иному порядку вещей.

На корабле осталась надежная охрана во главе с Ораданом. Най хотел остаться тоже, но я вовремя понял, что если брошу мальчишку без дела, он не даст возможности пустынному волку остаться наедине с Хаджин, которая давно вилась возле наемника, краснея всякий раз, когда тот удостаивал ее даже мимолетного взгляда. Так что пришлось тащить мальчишку с собой под предлогом покупки ему достойного оружия и одежды. Тром любезно согласился составить нам компанию и с охотой прогуляться по городку.

Перепрыгивая по дощатым настилам, наполовину утопленным в грязь, мы прошли центральную Улицу городка, то и дело заглядывая в многочисленные лавки. Некоторые мастерские и магазины были закрыты, и это казалось странным. Солнце только скрылось за горизонтом, народ отдыхает от тяжелого трудового дня, а лавочники поспешили повесить замки на закрома да склады. Как же они вообще ведут дела в таком случае? Ответом на этот вопрос стало посещение скорняка, который при нашем появлении даже не потрудился встать и оказать уважение гостям, мгновенно оценив нас беглым взглядом.

Пребывая в полной тишине, мы, недоумевая, осмотрелись, и я снял с полки ремень с бронзовой пряжкой, немногим более широкий, чем тот, что мы нашли для Ная прежде.

— Примерь-ка этот, — посоветовал я, — поверх твоей войлочной куртки должен быть впору. А может, и шубу тебе присмотрим? Что скажешь? Не гоже главному ветролову на корабле ходить в войлоке будто крестьянину. — Сказав это, я взглянул па торговца, который в свою очередь даже глазом не повел, так и продолжал сидеть за прилавком, что-то прибирая на столе.

— Скажите-ка, любезный, — обратился я к скорняку, немного теряя терпение, — сколько меди вы хотите за этот простенький пояс?

— Семь золотых, — буркнул скорняк, лишь на мгновение удостоив нас суровым взглядом из-под густых бровей.

— За пояс из рыхлой коровьей кожи, с пряжкой отлитой в каменной форме из паршивой, пористой бронзы, вы желаете получить семь золотых?! Да вы в своем уме, милейший. Где ж это видано, чтоб простенький ремень без единой бляхи, с одной только пряжкой, продавался по цене доброй лошади. Сколько же, по-вашему, стоит вон та кургузая белая овечья шуба, что висит у вас за спиной?

— Двадцать золотых, — отрезал лавочник, бурча себе под нос и пуще прежнего насупив брови.

— Да вы, добрый человек, с такими ценами рискуете сгноить товар и вовсе, неужто отбоя нет от покупателей, и всяк только и мечтает дать больше, чем просите?

— Ты, прыщ, там не вякай! — захрипел торгаш, не вставая с места. — Нет золота, так вали подобру-поздорову, торговаться со своими чумазыми земляками будешь. Я цену своей работе знаю! Только вы, степное отродье, все норовите обмануть честного человека, все словоблудите да егозите.

— Вот так на! — ухмыльнулся Тром, вынимая изо рта трубку. — И это в торговом-то городе от нашего золота нос воротят. Вы, уважаемый скорняк, либо слабы глазами, либо не вышли умом, кроме как подбивать свои шкурки, до торговых дел. Неужто и впрямь решили, что найдется на такую цену охотник, или таким образом решили показать, что не рады покупателям?

— Что вы мне зубы заговариваете! Коль нужна вещь, так будешь брать по цене, что мастер определил, просто из уважения к труду человеческому. Нет золота, так вали восвояси, а торговаться в моей лавке не позволю.

— Высокого вы, мастер, мнения о своем труде и умении. Или может, земли ваши богаты настолько, что мы со своим золотом в кругу охотников да рыболовов просто нищие с такой мошной да податью. Или скажете о золоте, что в ваших краях видно дешевле меди или серебра, коль вы запрашиваете столько за неброскую безделушку?