— Камни подскажут, — хихикнул старик. — Слушай.

Что было толку злиться, изрыгать проклятия и сквернословить. Тром слишком стар, чтобы мои жалкие угрозы смогли напугать его. Этот старикашка лишь почешется от моих проклятий. Он уже втравил меня в игру. Теперь осталось только выйти достойно, как и подобает хорошему игроку.

— Неужели нейфы настолько провинились перед богами, что и по сей день рабы этих камней и ответствуют перед всяким, кто вопрошает?!

— Перед всяким? — удивился Тром и захохотал пуще прежнего, раскачиваясь на стуле. — Это ты то всякий! Нет, мальчик мой, не перед всяким, перед тобой. Скольких великих магов держали в руках эти древние знаки, но нейфы молчали. Сколько достойных проливали кровь за право прикоснуться к тому, что божественно по происхождению, но нейфы молчали. А перед тобой, Брамир из Хариди, нейфы молчать не в силах. Ты избран, и даже не богами, и не вольными стихийными духами, не людьми, а звездами! Светилами ночного неба, от которых произошли и сами боги! Ты родился под таким стечением звездных хороводов, что ни один нейф не в силах будет утаить от тебя истину. Звезды избрали тебя! Некогда боги вырезали знаки на упавших с неба осколках звезд! Вот и осталось за небом право решать…

Немного раздраженный таким долгим рассказом, таким откровением старого пройдохи, я сгреб в охапку все магические камни и подтянул к себе, как вдруг, словно раскат грома разверз небо и десятки молний ударили прямо в сердце.

Я не бывал в этом месте прежде, но почему-то сразу признал в нем родовой замок Иридина Гурымея. Я и раньше знал о великом жреце только по слухам, а сейчас смотрел на него как на давнего знакомого, скорее недоброжелателя. Маг стоял на высокой крепостной стене, у зубчатых макушек бойниц, и о чем-то громко говорил с согбенными слугами и чиновниками. Во внутреннем дворе замка отмечалась суета и беспокойство. Солдаты выносили из подвальных помещений через узкие калитки погребов арсеналы оружия и доспехи. Мастера на заднем дворе запрягали лошадей, крепили оглобли к большой осадной катапульте, готовя ее к дальней дороге. Небольшие обозы с припасами и ополченцами притихли у моста и главных ворот, закрытых наглухо. Семеро слуг с побледневшими от страха лицами поднимали по лестницам дюжины больших корзин, наполненных свежим, сырым мясом. Солдаты поодаль от своего повелителя подтягивали корзины к себе и, накалывая на пики огромные шматы окровавленных туш, вознеся над головой, сбрасывали их на внешнюю сторону крепости.

Я словно потрогал ногой легкий воздушный поток, как бы проверяя на прочность, словно шаткую балясину, и уверенно оперся на ветер, смещаясь чуть вправо. Там под высокими стенами, выложенными белыми камнями, бесновалась не одна сотня Ши-фу. Омерзительные твари зычно вопили, подпрыгивали в воздух, ловя на лету брошенную жертву. Падали вниз, вцепившись зубами в сочные куски мяса, катались в грязи, отнимая друг у друга ломти приношений.

Отвратительные создания с бурой, почти черной кожей, покрытой короткой, лоснящейся шерстью. Внешне отдаленно напоминающие человека, они имели длинные когтистые лапы, костлявые и подвижные пальцы, как на передних конечностях, так и на задних. Загнутая бугристой дугой спина сужалась от плеч к бедрам и плавно вытягивалась в длинный гибкий хвост с костяным наростом на самом кончике. У горных королей были очень сильные челюсти, острые как бритвы, длиной в мизинец взрослого человека клыки. Вытянутая пасть чем-то напоминала собачью, но раздутые ноздри и уши сложной формы все же делали их в большей степени человекоподобными, нежели родней псов. Старые охотники рассказывали мне когда-то, что горные короли боятся солнечного света, предпочитают выходить из своих пещер по ночам, наводя страх и ужас на округу.

Не раз и не два я слышал от егерей, что Ши-фу видят в темноте, и я им верил. Именно это обстоятельство заставляло меня чаще скрывать подобную же способность у себя. Обычно Ши-фу живут стайками, не больше десятка. Достаточно прожорливые, чтобы истребить всю живность на добрый десяток тысяч колен в округе. В голодные годы, в засуху или наводнения они не брезговали и падалью и даже стервятниками, что так неосмотрительны в своей охоте.

Здесь было несколько сотен обезумевших тварей, прикормленных жреческой прислугой и дворовыми смотрителями.

Я смотрел на Гурымея. Не было сомнений в том, что это был он. Я отчетливо видел свежие шрамы на лице, некоторую изможденность. По приходе в свой замок маг даже не успел переодеться после долгой дороги. Так и остался в рваных лохмотьях. Но как же так?! Ведь на моих глазах полыхая, словно факел, их корабль валился на острые скалы, в бездну вечных ледников! Как мог выжить человек после такого стремительного падения. Мало того, что выжить — еще и почти догнать нас. У меня даже не было сомнений в том, что та картина, что предстала моему взору, — это не отражение прошлого, не возможность будущих событий, это происходит сейчас, в данный момент, в данную меру. Я видел солнце, только-только коснувшееся горизонта, видел звезды, уже вспыхнувшие на востоке на черной полоске неба. От этого места всего один конный переход до тех самых каменоломен, рудников, которые мы частично разорили сегодня днем. А значит, Гурымей не успокоился! Он идет по следу, словно азартный охотник.

Совершив небольшое усилие, я проплыл в потоке ветра и приблизился к магу, который говорил уже намного спокойней с одним из жрецов родовой обители.

— …Я упустил его в Филадее. Не смог в полной мере оценить, насколько велика угроза! Быть может, он туп и темен, но камни, что достались ему неведомо как, невольно помогают нечестивцу. Нам нельзя недооценивать их силу, и потому я намерен пресечь эту ересь и стереть в пыль ничтожество! Как ловко, однако, все было разыграно, Кой-Хару. Под самым носом у храмовых смотрителей, у библиотекаря, которого я лично приказал казнить за ересь. А ведь старик предупреждал меня, открыто, не таясь, что грядет восхождение богов. Старик был провидцем, астрологом высокой школы, он знал свое дело, а я велел казнить оракула только за то, что считал его слова ересью. А он не отрекся, не стал просить о помиловании и, даже уже ожидая удара жерди палача, взывал к моему разуму и просил прислушаться к его словам. Я был слеп! Я виновен перед этим мудрым жрецом, который отдал жизнь за мое просветление! Я, Иридин Гурымей, казнил оракула, возвестившего о бедах и проклятии. Что ответишь мне, Кой-Хару?!

— Отличить безумца от праведника под силу лишь великим духам, что посылают нам их в качестве испытания. Вы все сделали правильно, мой господин. Я рад, что в битве с обезумевшим капитаном вам удалось уцелеть. Теперь мы учтем все прежние промахи и будем вдвое осмотрительней и осторожней. Большим подспорьем станут мерзкие Ши-фу. Я уже послал за человеком, который считается большим мастером в деле заклинания этих бестий. Примкнув к нашей армии, они сослужат хорошую службу. Тем более что таких тварей не жаль пускать вперед войска, для острастки несговорчивых князей, что попытаются остаться в стороне от этой священной битвы.

— Кому бы ни принадлежали теперь древние камни короля Тахру, жреческий орден четырех алтарей должен заполучить их во что бы то ни стало. «Свирель ветров» поможет нам опередить самозванца! Чурма, старый еретик, изгнанный мной многие календари назад, сотрясаясь от страха, отдал мне ее во благо алтарей! Мы соберем армию и отправимся в Полхию. Там нас поддержат многие из князей, так что самозванцу на его корабле не будет дано возможности даже коснуться земли. Мои силы не безграничны, Кой-Хару, верный мой наместник, но я намерен компенсировать их жертвами во славу великих духов, благословивших нас на эту святую войну.

— Най! — прошептали мне небеса раскатами тысяч громов, заволакивая взгляд густым туманом, волнистой пеленой облаков.

Я чувствовал омерзительный, душный запах, от которого судорогой сводило горло и хотелось кашлять и фыркать. Запах вставал комом в горле, не давая возможности вдохнуть полной грудью, словно бы прерывал каждый вздох, превращая его в судороги и муку.