Ашура передёрнула плечами, словно стряхивая сомнения, и принялась чертить вокруг кольца россыпь рун, вписанную в причудливые многоугольники.

Когда она закончила, перепроверив все рисунки по три раза, солнце уже касалось горизонта.

— Если я нигде не ошиблась, этот ритуал должен развеять ядра заклинаний.

— А если ошиблась?

— Поляна и её окрестности превратятся в выжженную пустошь.

Я постарался утихомирить разгулявшееся воображение. Оно упорно рисовало гигантскую воронку, на дне которой валялась парочка черепов.

— Я тут немного подумал и решил, что будет лучше, если ты внимательнее ознакомишься с плетениями.

— Отчего бы и нет? — хмыкнула Энель. — На инициацию ритуала уйдёт от силы полчаса, я в любом случае успею…

Она вдруг замолчала, присмотревшись к чему-то вдалеке. Я проследил за её взглядом — и во весь голос выругался.

В нашу сторону двигалась парочка муравьёв.

Всё висело на волоске.

Парой ударов я расправился с очередной тварью, но её место тут же заняла новая, свирепо щёлкая жвалами.

Я скосил взгляд. Земля рядом была изрезана рунами. В центре схемы читала заклятье Энель.

Лучше бы ей поторопиться. Скоро меня завалят телами и нас обоих растащат по кусочкам.

Если муравьи прорвутся к Энель… если затопчут какую-нибудь важную загогулину…

Заклинание Энель творила на ашурском — шипящем, гортанном языке, от которого мороз шёл по коже. С пространством творилось что-то неладное. Я чувствовал, как оно дрожит, как кипит переполняющая его энергия, отзываясь на чародейский приказ.

Руки дрожали. Их покрывали многочисленные порезы — порой атаки насекомых задевали меня, хоть и вскользь.

Повезло ещё, что Энель согласилась одолжить Аскалон. И вдвойне повезло, что он разрешил взять себя. Поначалу его рукоять жгла ладонь, но потом клинок успокоился — видимо, вошёл в положение.

А положение было отчаянным.

Стать пищей для муравейника или погибнуть из-за неверного ритуала — как ни крути, выбор паршивый.